Скажем,
послезавтравполденьонивыйдутпрогулятьсякВиктории.
Подобие бухточки вон там, справа от вас. Я здесь с друзьями. Вы
ведь знаете Ивора Блэка? Молодой П. объявился в должное время с
милойдлинноногой сестрой. Ивор - возмутительно груб. Вставай,
Ирис, ты разве забыла, - мы пьем чай с Раппаловичем и Чичерини.
В этом духе. Лидия П. помирала со смеху.
Достигнувкондицийвареногорака,итутобнаружив
чудесное действие крема, я переменил консервативный caleconde
bainнаболеекороткуюегоразновидность(отупору еще
запрещеннуювпарадизахпостроже).Запоздалоепереодевание
привело к причудливым наслоеньям загара. Помню, как я прокрался
в комнату Ирис, чтобы полюбоваться на себя в высоком зеркале-
единственном в доме - в то утро, которое она избрала для визита
в косметический кабинет, куда я позвонил, дабыудостовериться,
чтоонаименнотам,анев объятьях любовника.Не считая
мальчишки провансальца, полировавшего перила, никого в домене
было,и это позволило мне отдаться самой давней и постыдной из
моих услад - бродить голышом по чужому жилищу.
Портрет в полный рост получился не очень удачным, алучше
сказать,-содержащимэлементыфривольности, часто присущие
зеркалам и средневековым изображениям экзотических тварей. Лицо
мое было коричневым, руки иторс-карамельными,карминовый
экваториальныйпоясподстилалакарминоваяжекайма, за ней
простиралась белая, более-менее треугольная, заостренная кюгу
область,сдвухсторонограниченнаяизобильным кармином, и
(поскольку я по целым дням разгуливал в шортах) голени были так
же коричневы, как лицо. Белизна живота вверху оттеняла страшный
repousseсуродливостью,никогдадотогоневиданной-
портативныймужскойзоосад,симметричныйкомокживотных
причиндалов, слоновый хобот,двойняшкиморскиеежи,малютка
горилла, вцепившаясь мне в пахи, повернув к публике спину.
Упреждающийспазмпросквозил мои нервы. Бесы неизлечимой
болезни, "освежеванного сознания", отпихивали моих арлекиновв
сторону.Ябросилсязанеотложнойпомощью к безделушкам из
лавандовой спальни любимой, ионименяотвлекли:засушенная
фиалка,похожаянаплюшевого медведя, любопытный французский
роман ("Du cotedechezSwann"),купленныймнойдлянее,
плетенкасопрятнойстопкойсвежепостиранногобелья,две
барышни на цветном снимке в затейливой рамке, косонадписанном
"ЛедиКрессида и душечка Нелл, Кембридж 1919"; первую я принял
за саму Ирис в золотом паричке и розовом гриме, но внимательное
изучение показало: это Ивор в роли той крайне докучнойдевицы,
чтомельтешитвнебезупречномфарсеШекспира.Впрочем,и
хромодиаскоп Мнемозины тоже ведь может прискучить.
Когда я уже сменьшимпыломвозобновилмоинудистские
блуждания,мальчишканеблагозвучносмахивалпыльсклавиш
"Бехштейна" в музыкальной гостиной.
Он что-то спросилуменя,
похожеена"Hora?",ия повертел перед ним запястьем туда и
сюда, показывая бледный призрак часов ибраслетки.Совершенно
неверноистолковавэтотжест, он отвернулся, покачивая тупой
головой. То было утро неудач и ошибок.
Я направился в кладовку ради стакана-другого вина - лучший
завтрак при любых неурядицах. В коридоре я наступил наосколок
фаянсовойплошки(мыслышалидребезги дрязг накануне) и с
руганью заплясал на одной ноге, норовя разглядетьвоображаемый
распор в середине бледной подошвы.
Литрrouge, который я так живо себе представлял, оказался
на месте, но штопора я не смог отыскать ни в одном избуфетных
ящиков. Грохая ими, я в промежутках слышал, как ара орет что-то
дурноеистрашное.Пришели ушел почтальон. Издатель "Новой
Зари" опасался (жуткие трусы эти издатели), чтоего"скромное
эмигрантскоеначинание"несможетипроч.- скомканное "и
проч.", полетевшее в кучу отбросов.
Без вина, без венка,сИворовой"Times"подмышкойя
прошлепалпочерной лестнице в свою душную комнату. Буйство в
моем мозгу все-таки началось.
Именнотогда,отчаяннорыдаявподушку,яирешил
предваритьзавтрашнеепредложениерукиисердца исповедью,
которая, быть может, сделает его неприемлемым для моей Ирис.
7.
Eсливзглянутьизнашейсадовойкалиткивдоль
асфальтированнойаллеи,чтотянетсялеопардовойтеньюк
деревне, шагов на двестиотстоящейотнас,увидишьрозовый
кубикмаленькойпочтовой конторы, зеленую скамью перед ней, а
наднею-флаг;всеэтосоцепенелойяркостьювписано
прозрачнымикрасками между двух последних платанов из тех, что
одинаковыми рядами вышагивают по сторонам дороги.
Направой(южной)еестороне,закаемкойканавы,
занавешеннойкуманикой, виднеются в прогалах пятнистых стволов
полоски лаванды, люцерны, а дальшетянетсяпараллельнонашей
стезе(кчемуэтивещиимеют всегдашнюю склонность) низкая
белая оградапогоста.Налевой(северной)сторонемельком
видишьсквзьтежепроемыпросторвосстающейземли,
виноградник,далекийкрестьянскийдом,сосновыерощии
очертаниягор.К предпоследнему стволу на этой стороне кто-то
приклеил,акто-тодругойчастьюотшкрябалбессвязное
объявление.
Чутьлинекаждоеутромы,Ирисия, выходили этим
проулком на деревенскую площадь, а с нее - прелестными краткими
тропками - к Канницце и к морю. Времяотвременионалюбила
возвращатьсяпешком,принадлежак тем хрупким, но крепеньким
девушкам, что способны бегать, прыгая через барьеры,игратьв
хоккей,карабкатьсяпоскалам, а после еще отплясывать шимми
"добезумногобледногочаса"(цитируюизмоегопервого
стихотворения,обращенногокней).