Смотри на арлекинов! - Nabokov Vladimir 15 стр.


Странное я испытывал чувство: как будто от меня оторвали

кусокибросилизаборт,какбудтоярванулсявперед,

одновременноотваливая в сторону. Второе движение возобладало,

и скоро мы соединились с Ирис под дубом.

Стрекотали сверчки, сумрак заливал маленький пруд,илуч

наружногофонаряотблескивалнадвухзастывшихмашинах. Я

целовал ее губы, шею, бусы, губы. Онаотвечаламне,разгоняя

досаду, но прежде чем ей убежать на празднично озаренную виллу,

я ей высказал все, что думал о ее идиотическом братце.

Иворсамоличнопринесмнеужин-прямонастолик у

постели, - с умело упрятанным смятеньем артиста, чьеискусство

осталосьнеоцененным,сочаровательнымиизвинениямиза

причиненную мне обиду и с "у вас вышли пижамы?", аяотвечал,

что,напротив,я скорее польщен, и вообще я летом всегда сплю

голым, авсадпредпочелнеспускатьсяизопасения,что

небольшаямигреньпомешаетмневстатьвровеньсего

восхитительным перевоплощением.

Спал я урывистоилишьвпервыепослеполуночныечасы

неощутимовпалвболееглубокоезабытье(без всякой на то

причиныпроиллюстрированноеобразоммоейпервоймаленькой

возлюбленной-втраве, посреди плодового сада), откуда меня

грубовытряхнулотарахтеньемотора.Янабросилрубашку,

высунулсявокно,вспугнувстайкуворобьев из жасмина, чья

роскошная поросльдостигалавторогоэтажа,исосладостой

оторопьюувидел,как Ивор укладывает сумку и удочку в машину,

чтостояла,подрагивая,едвалиневсамомсаду.Было

воскресенье,и я полагал, что он целый день проторчит дома, ан

глядь, - он уже уселся за рульизахлопнулдверцу.Садовник

обеимирукамидавалтактическиенаставления, тут же стоял и

пригожий мальчик садовника сметелкойдляпылиизсинихи

желтыхперьев.Вдругяуслышалеемилый английский голос,

желавшийбратуприятногопрепровождениявремени.Пришлось

высунутьсяподальше,чтобыувидеть ее: она стояла на полоске

прохладной и чистой травы, босая, сголымиикрами,вночной

сорочкеспросторнымирукавами,повторяяшутливыеслова

прощания, которых он расслышать уже не мог.

Через лестничнуюплощадкуяпроскочилвватер-клозет.

Несколькоминутспустя,покидаябурливый,жаднодавящийся

приют, я увидел ее по другую сторону лестницы. Онавходилако

мнев комнату. Моя тенниска, розовато-оранжевая, как семужина,

не смогла укрыть моего безмолвного нетерпения.

- Не выношу очумелого вида вставших часов, - сказала Ирис,

потянувшись коричневой нежнойрукойкполке,накоторуюя

пристроилстаренькиепесочныечасики,выданныемневзамен

нормального будильника.

- Не выношу очумелого вида вставших часов, - сказала Ирис,

потянувшись коричневой нежнойрукойкполке,накоторуюя

пристроилстаренькиепесочныечасики,выданныемневзамен

нормального будильника.Широкийрукавеесоскользнул,ия

поцеловал душистую темную впадинку, которую мечтал поцеловать с

первого нашего дня под солнцем.

Ключвдвери не действовал, я это знал, но все же сделал

попытку,вознаградившуюменядурацкимподобиемвереницы

щелчков,ничегорешительнонезамкнувших.Чьишаги,чей

болезненный юный кашель доносится с лестницы?Да,разумеется,

этоЖако,мальчишкасадовника, по утрам протирающий пыль. Он

может впереться сюда, сказаля,ужеговорясзатруднением.

Чтобы начистить, к примеру, вот этот подсвечник. Ох, ну что нам

задело,шепталаона,ведьон всего лишь усердный ребенок,

бедный приблудыш, как все наши собаки ипопугаи.Апузикоу

тебя все еще розовое, точно, как майка. И пожалуйста, милый, не

забудь смыться, пока не будет слишком поздно.

Какдалеко,какярко,какнетронутовечностью,как

изъедено временем! В постели попадались хлебные крошкиидаже

кусокоранжевойкожуры. Юный кашель заглохнул, но я отчетливо

слышал скрипы, осмотрительные шажки, гудение в ухе, прижатомк

двери. Мне было лет одиннадцать или двенадцать, когда племянник

моегодвоюродногодеда приехал к нему в подмосковную, где и я

проводил то жаркое и жуткое лето.Ссобойонпривезпылкую

молодуюжену-прямососвадебногообеда.Назавтра,в

полуденный час, в горячке фантазий илюбопытстваяпрокрался

под окно гостевой на втором этаже, в укромный угол, где стояла,

укоренясьвжасминовых джунглях, забытая садовником лестница.

Она доставала лишь до верхушек закрытых ставень первогоэтажа,

ихотьянашел над ними зацепку, какой-то фигурный выступ, я

тольковсегоисмог,чтоухватитьсязаподоконник

приотворенногоокна,изкоторогоисходилислитные звуки. Я

различил нестройный рокот кроватных пружин иразмеренныйзвон

фруктовогоножичканатарелке рядом с ложем, один из столбов

которого мне удалось разглядеть, до последней крайности вытянув

шею; но пуще всего меня завораживали мужские стоны,долетавшие

изневидимойчастикровати. Сверхчеловеческое усилие одарило

меня видом семужной рубахи на спинке стула. Он, упоенный зверь,

обреченный, подобно многим и многим, на гибель, повторял ее имя

снарастающейсилойиковремени,когданогауменя

соскользнула,он кричал уже в полный голос, заглушая шум моего

внезапного спуска в треск сучьев и метель лепестков.

10.

Аккурат перед тем, как Ивор вернулся с рыбалки, я перебрался

в "Викторию", и там она ежедневно меня навещала. Этого не

хватало, но осенью Ивор отбыл в Лос-Анжелес, чтобы вместе со

сводным братом управлять кинокомпанией "Amenic" (для которой

через тридцать лет, спустя годы после гибели Ивора над Дув-

ром, мне довелось сочинить сценарий по самому популярному в

ту пору, но далеко нелучшему из моих романов - "Пешка берет

королеву"), и мы вернулись на нашу любимую виллу в действи-

тельно очень приличном "Икаре", подаренном нам на свадьбу ра-

чительным Ивором.

Назад Дальше