Номой инструмент был еще слишком туп и
неразвит, он не годился для выраженья божественныхчастностей,
иееглаза,ееволосы становились безнадежно общи в моих, в
прочем, неплохо сработанных строфах.
Ни один из тех описательных и, будем честными, пустеньких
опусов не стоил (особенно в переводе на голый английский-не
оставлявший в них ни склада ни ляда) того, чтобы его показывать
Ирис, к тому же чудная стеснительность,какойяотродясьне
испытывал прежде, приволакиваясь за девицей на бойкой заре моей
чувственной юности, мешала мне представить Ирисэтотсводее
прелестей.Новотночью2Оиюля я сочинил более косвенные,
более метафизические стихи,которыерешилсяпоказатьейза
завтракомв дословном переводе, взявшем у меня времени больше,
чем саморигинал.Названиестихотворения,подкоторымоно
появилосьвпарижской эмигрантской газете (8 октября 1922 г.,
после нескольких напоминаний с моейстороныиоднойпросьбы
"прошувасвернуть..."),былодаиосталось-вовсех
антологиях исобраниях,перепечатывавшихеговпоследующие
пятьдесятлет,-"Влюбленность",ионооблекает золоченой
скорлупкой то, на выраженье чего в английском уходит три слова.
Мы забываем, что влюбленность
не просто поворот лица,
а под купавами бездонность,
ночная паника пловца.
Покуда снишься, снись, влюбленность,
но пробуждением не мучь,
и лучше недоговоренность,
чем эта щель и этот луч.
Напоминаю, что влюбленность
не явь, что метины не те,
что, может быть, потусторонность
приотворилась в темноте.
- Прелестно,-сказалаИрис. - Звучит как заклинание. А
что это значит?
- Это у меняздесь,наобороте.Сталобыть,так.Мы
забываем-илилучше, склонны забывать, - что "влюбленность"
("being in love") не зависит от угла, под которымнамвидится
лицолюбимой,но что она - бездонное место под ненюфарами, "a
swimmer panic in the night" (здесь удалось передать трехстопным
ямбом последнюю строчку первой строфы, "ночная паника пловца").
Следующая строфа: Пока сон хорош, в смысле "пока все хорошо", -
продолжай появляться в наших снах, "влюбленность", но нетоми,
пробуждаянас или говоря слишком много, - умолчание лучше, чем
эта щель или этот лунный луч.
Следующая строфа: Пока сон хорош, в смысле "пока все хорошо", -
продолжай появляться в наших снах, "влюбленность", но нетоми,
пробуждаянас или говоря слишком много, - умолчание лучше, чем
эта щель или этот лунный луч. Далееследуетпоследняястрофа
этих философических любовных стихов.
- Этих - как?
- Этихфилософическихлюбовныхстихов.Iremindyou,
"напоминаю", что "влюбленность" - не реальность, видимая наяву,
что у нее инойкрап(например,полосатыйотлуныпотолок,
moon-strippedceiling,-этореальность иного толка, нежели
потолок дневной), и что, может статься,загробныймирстоит,
слегка приоткрывшись, в темноте. Voila.
- Вашадевушка,-заметила Ирис, - должно быть, здорово
веселится в вашем обществе. А, вот и наш кормилец. Bonjour, Ив.
Боюсь, тостов тебе не досталось. Мыдумали,тыужнесколько
часов как ушел.
Намигонаприжала ладонь к щеке чайника. И это пошло в
"Ardis", в "Ardis" пошло все, моя бедная, моя мертвая любовь.
6.
После пятидесяти лет или десяти тысяч часов солнечных ванн
в разных странах - на пляжах, лужайках, скамейках и скалах,на
крышах,накорабляхибалконах-ямогбы и не упомнить
чувственных тонкостей моегопосвящения,еслибнеэтимои
старинныезаметки,такутешающиепедантическогомемуариста
рассказами о его недугах, супружествах ижизнивлитературе.
Огромныемассы"Шейкеровакольдкрема"втирались мне в спину
коленопреклоненной, воркующей Ирис, пока я лежалвослеплении
пляжанагрубомполотенценичком.Подзакрытымивеками,
притиснутыми к предплечью,проплывалипурпуровыесветородные
образы:"Сквозьпрозу солнечных волдырей проступала поэзия ее
прикосновений...", - так значится в моемкарманномдневничке,
нотеперьямогу уточнить те незрелые утонченности. Проникая
сквозьжжениевкожеипреображаясьжжениемвнелепое,
нестерпимоевозбуждение,прикосновенья ее ладони к лопаткам и
вдоль спинного хребта слишком уж походили на умышленнуюласку,
чтобынебыть умышленным подражанием ей, и я не умел обуздать
тайного отзыва, когда проворные пальцы в последний разненужно
спархивали к самому копчику и отлетали.
- Нувот,-говорилаИрисвточности тем же тоном, к
которому прибегала, закончив болеесвоеобычныйкурслечения,
однаизмоих кембриджских душечек, Виолетта Мак-Д., опытная и
милосердная девственница.
У ней, у Ирис, был не одинлюбовник,икогдаяоткрыл
глазаиобернулсякней,иувиделееи пляску алмазов в
зеленовато-синем исподе подступающей валкойволны,ивлажный
глянецголышейнапредпляжьи,там, где мертвая пена ожидала
живую, - и, ах, она приближалась, хохлатая линияволн,рысью,
будто цирковые лошадки, по грудь погруженные в воду, - я понял,
воспринявеена фоне этого задника, сколько ласкательств, как
много любовников помогало сформировать и усовершить мою Ирисс
еебезупречноюкожей,сотсутствиемкакойбытони было
неточности в обводе ее высокой скулы,сизяществомямкипод
нею, с accroche-coeur маленькой ладной игруньи.