Семилетняя?лкасамозабвенно
хохотала над вечным комиком папкой. Остальные недоуменно молчали.
Нина, все еще очень подвижная, оченьмолодая в свои тридцать четыре --
с некоторого расстояния, ну, скажем, метров с пятнадцати,вообще сходила за
девчонку, -- пританцовывала вокруг мужа, теребила его гимнастерку:
--Ивсе-такичего-тоещенехватает,невсепродумано!Нет
аксельбантов, например!
-- Все мыплевали на вашиаксельбанты давным-давно, давным-давно!--
басом пел в ответ Савва строчкупесни из популярной пьесы. Надуше у него,
очевидно,кошки скребли, но он понимал изНинкиной буффонады, чтоейеще
горше, и продолжал ей подыгрывать.Подхватывал подруку, жаркошептална
ушко: "Вы обмишулились, милочка, приняв гусара за кавалергарда, боевого коня
за обозную лошадь!"
Вконце концов всехрассмешили. Даже Мэри Вахтанговнa,у которой все
чащесталопоявляться на лице выражениезастывшейтрагедии,улыбнулась.
"Экое паясничество перед разлукой, -- подумала она. -- Странно. Нет, я их не
понимаю, но, может быть, так легче?.."
Она еще не успела опомниться после ухода Мити, как вдруг Савва позвонил
и сказал, что уезжаетна фронт: назначен главнымхирургом дивизионного, то
есть полевого, госпиталя. Дажеи глава семьи, даже Борис,несмотря на свои
годы,а ведь ему уже шестьдесят шестьисполнилось, теперьнепосредственно
связансвойной,выдвинутснова, как вдвадцатые,в прямое руководство
медицинскойслужбойвооруженныхсил,получилзваниегенерал-майора.
Непрерывно на совещаниях и в разъездах, инспектирует медицинское обеспечение
фронтов. Она его почти не видит, никто почти не видит. Вот исейчас, обещал
приехать навокзал проститься с Саввой, однакодосих пор не появился,а
поезд же может отойти в любую минуту.
Поезд и на самомделемог отойти в любую минуту, но похожебыло и на
то, что онможет отойти и через несколько часов, а может быть, исовсем не
отойти.Савва жегналсвоихсвокзала,однакоони упорноне уходили,
топталисьнаперроне,сопротивляясьпорывамтолпы.Иегособственные
старенькие родители,матьсотчимом,чудом уцелевшиеосколкипрошлого,
филологи-серебряногорцы,еслитолькоможносказать обосколкахчего-то
вдребезгиразбитого, что ониуцелели,иМэри,и непотопляемыйдредноут
градовскогосемейногоуютаАгаша,и БорисIV,мужественныйподросток,
глядящийна него чистейшими,явноотцовскимиидедовскими,градовскими
глазами,выражающийвсейсвоейчрезвычайнокрепенькой,ладнойфигурой
могучее подростковое желаниеуехать вместе и в то жевремя строго держащий
за руку младшуюсестру Верулю, в чьих глазах закавказская мягкая ночь нашла
себепристанище,--трогательная,ей-ей,парочка"сирот"приживых,
запрятанных влагеря родителях, и совершенно уже невозможная, полностью уже
в репертуаре "комической старухи", хотя ведь ей всего тридцать семь,Цилька
Розенблюм со своимчрезвычайно позитивным папашей Наумом -- все не уходили,
толкались вокруг.
Господи,как Савваих всех любили как за всех боялся,
экое жалкоеи трогательноесборище человеческого рода!Всеужепорядком
истомилисьнаперроне, уже не знали, очем говоритьи как выражатьсвои
чувства отъезжающему, одна лишь Нинка все теребила своего Савку, то увлекала
его в сторону,итамсо смехом они шептались,товозвращала обществуи
продолжала шутитьнад"кавалергардом". Чем дальше, тем больше вее шутках
начинали проскальзывать ниточки отчаяния.
--Ну, идите,разъезжайтесь уж, наконец! -- взывал Савва. -- Я устал,
пойду в купе и лягу. Доступ к телу прекращается!
Никто, однако, неуходил. Мэри Вахтанговнатем более заявляла, чтос
минуты на минуту подъедет Борис.
Глава семьи вдруг появился -- очень оживленный, в шинели с
генеральскими отворотами,в сопровождении адъютанта. Он шел уверенным,
бодрымшагом, толпа расступалась привиде авторитетной фигуры медицинского
генерала.Мэри Вахтанговна неузнаваласвоего мужа: с началом войны Борис
Никитичрадикальнейшимобразомпеременился,пропалгрустноувядающий,
философски настроенный профессор, появился энергичный, с огонькомв глазах,
вечно в несколько приподнятом настроении деятель обороны.
-- Ну, где тут наш военврач? -- возгласил Градов.
--Здравьяжелаю,вашевысокопревосходительство!--гаркнул,
вытягиваясь, Савва.
Они обнялись, потом отстранились, любовно друг друга оглядывая.
-- На рысях на большие дела! -- восхитилась Нина.
Вдругпробежаловдольпоезданесколькоувесистыхкрасноармейцев,
выскочилжелезнодорожниксперекошеннойщекой:"Черезпятьминут
отправляемся!"
Нина тогда молча бросиласьк мужу, обхватила его шею,лепилась в него
всем телом, будтотребуянемедленнойлюбви. Все смущенно полуотвернулись.
Разлука подступала.
Строгийюноша Борис IVмежду тем досадовал: такине удалось задать
Саввенесколько важных вопросов.Смогутлиновые формирования остановить
группуармий "Центр"? Почему бездействуютнаши парашютно-десантныечасти?
Правдали, чтотанк Т-34не знает себе равных в миреикогда, по мнению
Саввы,можноожидатьего развертываниянатеатревоенныхдействий?И
главное,почему мы такбыстроотступаем,отдаемгород загородом? Быть
может, осуществляется стратегиясродни кутузовской в 1812году -- заманить
захватчика в глубь страны, растянутькоммуникации, а потом огромным потоком
ударить с фланга? Навсевопросы лучшевсего ответил бы отец, но его нет,
"припухает", как говорят пацаны с трамвайного кольца, в лагерях вместо того,
чтобывести войну. Дядя Савва, впрочем, тоже вполне серьезный собеседник, с
ним не раз они обсуждали вопросы мировой военной стратегии, однако Нинка--
Боря, не отступая от семейной традиции, называл тетку в уменьшительном ключе
-- не дает к нему даже приблизиться.