Дядя Савва, впрочем, тоже вполне серьезный собеседник, с
ним не раз они обсуждали вопросы мировой военной стратегии, однако Нинка--
Боря, не отступая от семейной традиции, называл тетку в уменьшительном ключе
-- не дает к нему даже приблизиться.
Вдруг безвсяких дальнейшихпредупреждений, беззвонкаибез гудка
поезд тронулся. Савва в панике оторвал от себясену, бросился к вагону, еле
успелвкучекомсоставаделитьсязапоручни,прыгнул,повис,ноги
поволоклись,зацепилсяза чью-тоногу,подтянулся.Часть комсостава,к
счастью, всосалась,Савваспешил закрепиться наподножке,чтобы хотябы
успетьоглянуться,еще раз,впоследнийраз увидетьродные лица,лицо
любимой; унегобылосильнейшее ощущение,чтоименно вэтот моментон
вкатывает в другоймир, еще миг --и железная крышказахлопнетсянад его
молодостью... хотя быпоймать ещенесколькобликов... Он обернулся, поезд
уже приближался кконцуперрона, кто-торядом бежал, размахивая руками, в
щеку рядом дышали перегаром... вдруг мелькнуло лицо юнца с горящими глазами,
да ведь это же Борька... кого же он тащит за руку, да, это она... как я тебе
благодаренза все...волосы упали наглаза...каждыймиг стобойбуду
вспоминать до конца,все, начинаяссеребряноборскихмелких,подернутых
льдом лужиц... твою холодную ладонь, первое прикосновение... еще бежит, глаз
невидно,горькийрот... пятнолицапропадает исновамелькаетиз-за
голов... сладостный рот в горькой гримасе... прощай!
-- Пошливкупе,-- сказал капитан-артиллерист.-- Унас там шесть
бутылок водки. Отдохнем напоследок.
Борис Никитич и МэриВахтанговнапробирались череззаложиданияна
площадь, где ихждал автомобиль. Адъютант шел впереди, прокладывалдорогу.
Сзади Агаша тащила зарукиБориса IVи Верулю. Мальчик,шепча проклятия,
пытался освободиться, но нянька была неумолима, хотя и делалавид, чтоэто
не она его ведет,а он ее, старую и маломощную, да еще и с девочкой, что он
тут главный в этой связке -- мужчина. В конце концов Боря смирился и обратил
свое внимание на окружающийтабор. Большинство пожилых людейздесь жевало,
какбудтобоялось, чтогде-товнеопределенном"там" пожеватьужене
придется. Какая-тосмоленская с характернымаканьем рассказывалао чем-то
ужасном, глаза ее округлились, щекидрожали. "Воеть и падаитьпрямо-т-таки
на нас, ноги-руки отнялися, Господи Иесусе, ка-а-ак грабанеть по крыше, дым,
пожар, а сам-ш-таки уверх ушедши,каксвечка..." Боря догадался,что речь
идетоб атакепикировщиков-- "штукас". Неподалеку наполусреди мешков
кто-то умудрился развестисамовар, там царилабезмятежность. Дведевчонки
Бориного возраста накручивали патефон. Доносилась песенка: "Эх, Андрюша, нам
ли житьв печали? Не прячь гармонь, играй на все лады! Посмотри, как звезды
засверкали, как зашумели зеленые сады!" Боря поморщился: песенка, слащавая и
как-то странно будоражащая, летелаиз вчерашнего,так называемого мирного,
времени, из пасторалей НКВД,где никтопротив сволочинедерется,а все
безоговорочно подчиняются.
Доносилась песенка: "Эх, Андрюша, нам
ли житьв печали? Не прячь гармонь, играй на все лады! Посмотри, как звезды
засверкали, как зашумели зеленые сады!" Боря поморщился: песенка, слащавая и
как-то странно будоражащая, летелаиз вчерашнего,так называемого мирного,
времени, из пасторалей НКВД,где никтопротив сволочинедерется,а все
безоговорочно подчиняются. К чертям собачьим такое мирное время! Война вдруг
распахнула перед мальчикомогромный новыймир,в которомобраз "сволочи"
оформилсявгерманского нациста, с которымможно идолжнодраться,как
подобаетмужчине!Боря,естественно,дикозавидовалсвоемукузенуи
ближайшему,другу Мите,который уже ушел нафронт(странно,без особого
энтузиазма), в то времякак онвынужден будет еще столько времени ходить в
осточертевшуюшколу, где все учителя знают, что он сын"врагов народа",и
смотрятнанего либос мрачной подозрительностью,либо, что еще хуже,с
затаенной слезливостью. Больше всего Боря боялся, что война кончится слишком
быстро и он упустит свой шанс.
Дед и бабка Бориса IV, проходя через вокзал, тихо беседовали.
--Ах,Бо,нетуже сил набесконечные проводы,разлуки, аресты...
Исчезлоиз нашейжизни стольколюбимых--Никитушка,Кирюшка,Викуля,
Галактион, Митя, теперьвотСавва...Ктобудет завтра?Что останется от
нашей семьи?
Борис Никитичвдруг поцеловал старую подругу в щеку, взглянул на нее с
некоторой лукавостью:
-- А что ты скажешь, Мэри, если вдруг я предложу тебедля разнообразия
устроить какую-нибудь встречу вместо проводов?
Изумленная Мэри Вахтанговна приостановилась, приложила руки к щекам:
--Чтоты имеешьв виду,Бо? Что застранныйшутливыйтон у тебя
появился в последнее время?
Борис Никитич, по-прежнему с очень веселойминой, хлопнул себя ладонью
по рту, потомоба кулакасжал под подбородком, как бы удерживая секрет,с
игривостью некоторой поежился плечами:
-- Не буду тебе говорить, нет-нет, преждевременно!
--Что этозначит?!-- вскричала МэриВахтанговна.-- Тебечто-то
важное сказали? Где ты был сегодня? В ЦК, в наркомате?
-- Нет-нет, это слишком преждевременно...
-- Боже мой,Боже мой...--забормотала Мэри Вахтанговна.--Может
быть, хоть Вику отпустят?.. Ты прав, прав, Бо, не надо преждевременно...
Она боялась и подумать о сыновьях, допустила в мыслях только Веронику и
тут же поймала себя на том, что вот ее-то упомянула, значит, с ней-то все же
меньшебоится ошибиться, потому что все же она ейменьше дорога, чем свои,
родные,чтовот ее-товыпустила вперед, вродекакприкрытье,вроде как
заложницу своей надежды, устыдилась и совсем замолчала.
Ониуже выехали на шоссе к СеребряномуБору,когда небопозади, над
Москвой, сталораскалываться огромными вспышками, сквозь шум мотора донесся
гром -- еще одна группа бомбардировщиков прорвалась к столице.