- Работа Джеймса заключается в том, чтобы обеспечивать абсолютную секретность на каждом этапе. Никто не должен в итоге "продать" свой рассказ, - он произнес эти слова с нескрываемым презрением, - или оживить свои мемуары, которым иначе грозит забвение, пикантными подробностями. Все это дело должно проходить в тайне и остаться в тайне навсегда. Это не подлежит обсуждению. Абсолютное молчание со стороны всех участников - непременное условие.
Лоуренс Сэмсон с подозрением взглянул на Джеймса Монка.
- Совершенно не уверен, что вы сможете гарантировать подобное, - сказал он, и его слова прозвучали как обвинение.
Монк слегка пожал плечами, но отвечать, по всей видимости, не собирался. Никто из присутствующих не проявил желания высказаться. Сэмсону явно не понравился вывод, к которому он пришел: существовали способы, о которых лучше не знать, но, к сожалению, он слишком хорошо понимал, что они из себя представляют.
- Мы не ожидаем от вас участия в… обеспечении безопасности, сэр Лоуренс, - сказал с улыбкой выпускник Кембриджа, в надежде успокоить Сэмсона. - Мы здесь именно для того, чтобы всеми силами обеспечить достижение двух целей - вылечить сына нашего друга и обеспечить, чтобы все это дело оставалось в тайне. Вы отвечаете только за первое.
Сэмсон понимающе кивнул.
- Я предлагаю, - продолжал выпускник Кембриджа, - чтобы каждый из нас просто занимался своим делом.
За столом послышались одобрительные возгласы.
- Хорошо, тогда давайте не будем уделять слишком много внимания обязанностям остальных. Если каждый хорошо сыграет свою партию, у нас появится хороший шанс осуществить кое-что удивительное.
- А если у нас не получится? - спросил нервный мужчина.
- Предлагаю даже не думать об этом, - сказал выпускник Кембриджа ледяным тоном.
- Верно, верно, - хором сказали несколько человек, вынудив нервного ретироваться.
- Итак, джентльмены, пришло время задать главный вопрос. Все ли мы согласны, что должны помочь нашему другу в трудный час? - выпускник Кембриджа оглядел помещение. - Чарльз?
Мужчина в галстуке Итонского университета кивнул.
- Маркус? Кристофер?
Еще двое присутствующих кивнули.
- Полковник?
- Уж я точно выполню свой долг, - отозвался мужчина в галстуке гвардейских парашютно-десантных войск.
- Малькольм?
Нервный мужчина, помедлив, ответил:
- Думаю, да.
- Доктор?
Мужчина, на чьем галстуке красовался кадуцей, произнес ровным голосом:
- Мы с сэром Лоуренсом определили лучших специалистов в стране и передали их личные дела команде Джеймса, для изучения после проведения начальных переговоров.
- Что за начальные переговоры?
- Одна из адвокатских контор согласилась выполнить просьбу, как принято, полностью на свое усмотрение.
- Все кандидаты уже находятся под наблюдением, - в первый раз за все время подал голос Монк.
- Хорошо, - отозвался выпускник Кембриджа. - Мы не хотим, чтобы кто-нибудь из них оказался на конференции, проходящей на другом континенте, в тот момент, когда он нам понадобится.
Три
- Ты очень беспокойно спал сегодня ночью, - заметила Кэсси Мотрэм, когда ее муж появился в кухне к завтраку. Джон Мотрэм поплотнее завернулся в домашний халат и вскарабкался на один из новых барных стульев, которые Кэсси приобрела "для комплекта" к недавно установленной барной стойке. Джону слегка не хватало роста, чтобы проделать это с легкостью, что только усилило его раздражение.
- Я чувствую себя персонажем американского фильма, - пожаловался он. - Ради бога, чем были плохи обычные стол и стулья?
- Надо идти в ногу со временем, - хладнокровно отмела его жалобу Кэсси. - И все-таки, может быть, расскажешь?
- Кошмары снились.
- Хм… Что-то слишком часто тебе стали сниться кошмары. Что тебя тревожит?
Ее муж покосился в сторону, словно решая, стоит ли выкладывать начистоту, затем сказал:
- Подозреваю, что в следующем году мне не дадут гранты на научные исследования по истории.
- Погоди, тебе же их давали каждый год! С чего бы сейчас им менять свою политику? Или они, как и все в стране, используют ограничение государственного кредитования как оправдание?
- Ну, не совсем так. Просто в университете назревают перемены, - сказал Джон. - Стипендии уходят в прошлое. Получение знаний больше не котируется в "коридорах власти" - должен быть "конечный продукт", то, что руководство могло бы запатентовать и продать. Всем твоим действиям должно быть экономическое обоснование.
- А изучение эпидемий чумы четырнадцатого века не отвечает этим требованиям… - грустно подытожила Кэсси.
- Они и сами не выразились бы точнее, - кивнул Джон. - Хотя, конечно, они выразились не так - предпочли ходить вокруг да около, пользуясь тем забавным языком, на котором говорят в наши дни… Надо "двигаться вперед" и "совершать упреждающие шаги по налаживанию деловых контактов", поскольку мы "стоим на пороге двадцать первого века". И откуда они только набрались этой ерунды?
- Такие люди везде есть, - сочувственно сказала Кэсси. - На днях в "Женском институте" выступала одна женщина, на тему детоксикации организма, как она это назвала. Я спросила у нее, какие токсины она намерена удалять, и она высокомерно поинтересовалась, являюсь ли я профессиональным диетологом. Я сказала - нет, я просто обычный врач, и не ответит ли она все-таки на вопрос, и конечно, она не смогла. Кем, интересно, является профессиональный диетолог, стоит у плиты?
- Да, сейчас происходит слияние науки и моды, в результате чего эти псевдоученые везде суют свой нос и несут всякую чушь.
- Может быть, нам стоит подумать о том, чтобы сменить профессию? - задумчиво произнесла Кэсси, принимая из рук мужа чашку с молоком.
- Возможно, мне и придется, если иссякнут и другие гранты. Знаешь… - Джон замолчал, пытаясь справиться с банкой мармелада. - Я, наверное, стану мастером по маникюру и педикюру для знаменитостей.
Кэсси чуть не подавилась кукурузными хлопьями.
- Где ты такое услышал? - выдохнула она.
- Как-то по телевизору видел передачу, где одну женщину представили таким образом, и подумал, что это как раз для меня… Джон Мотрэм, мастер по маникюру и педикюру… К черту высшее образование, надо заняться чем-то действительно важным - например, полировать ногти богатым и известным людям. А как насчет тебя?
- Мастер по окраске волос международного класса, наверное, - отозвалась Кэсси, секунду подумав. - Источник тот же.
- Ну вот, мы фактически устроены, - сказал Джон. - Нас ждет новая жизнь.
- Жаль только, что нам уже за пятьдесят. И у меня полная приемная хирургических пациентов.
- А от меня второкурсники ждут лекцию по медицинской микробиологии, их души наполнены благоговейным страхом или даже восхищением, - улыбнулся Джон. - Эх, а я так мечтаю улететь в Лос-Анджелес, или куда там ездят эти люди на выходные…
В этот момент звякнул висевший на двери почтовый ящик и послышался звук падающего на пол письма. Кэсси сползла со стула и прошлепала в одних чулках к двери. Вскоре она вернулась и, склонив голову на бок, принялась перебирать пачку конвертов, шутливо объявляя их содержимое.
- Счет… счет… Мусор… мусор… Открытка от Билла и Дженет из Барселоны - нужно туда съездить, мы об этом сто лет говорим уже - и одно для тебя из Оксфордского университета. Бейллиол-Колледж, не иначе!
- Правда? - Джон взял конверт и в нетерпении вскрыл его большим пальцем. С полминуты он внимательно читал, затем выдохнул:
- О господи!
- Ну же? Не говори загадками!
- Это от мастера Бейллиол-Колледжа. Он хочет видеть меня на следующей неделе.
- По поводу чего?
- Не говорит. - Джон протянул жене письмо.
- Как странно. Ты поедешь?
- А что мне терять?
- Может быть, он прослышал, что ты хочешь сменить профессию, и предлагает тебе должность мастера по маникюру и педикюру?
- Не исключено, - глубокомысленно кивнул Джон. - Но я соглашусь только в том случае, если тебе предложат работу мастера по окраске волос международного класса.
- Договорились, - сказала Кэсси, надевая туфли. - А пока мне надо лечить грыжи и отправлять лентяев на работу… Удачного дня, как говорим мы, мастера по окраске волос!
- Тебе тоже. Может быть, мне стоит творчески подойти к этому вопросу…
- Абсолютно… Отбрось все сомнения!
Кэсси отправилась в больницу, а Джон принялся убирать со стола, удивленно размышляя о письме из Оксфорда. Будучи старшим преподавателем клеточной биологии в Ньюкаслском университете, он почти не имел дела с Оксфордским и Кембриджским университетами, хотя все эти годы бывал в обоих городах на различных конференциях и встречах, и любил оба эти заведения. Эта любовь была почти неизбежной: он был прирожденным ученым, а в обоих университетах очень ценились образованность и эрудиция. Когда-то Джон очень сожалел, что после окончания школы не смог принять предложение работы в Кембридже. Но в тот период чтение научных лекций в университете неподалеку от дома было предпочтительнее, поскольку давало ему возможность вносить вклад в доходы семьи - весьма существенный момент для молодого специалиста, чья мать зарабатывала на жизнь уборкой в зажиточных домах, а отец-шахтер получил инвалидность за тридцать лет, проведенные под землей.
Хотя родители Джона давно скончались, вид случайного прохожего с одышкой и кашлем до сих пор запускал цепь воспоминаний о том, какие страдания причиняли отцу в последние годы больные легкие. Его родители дожили до того момента, когда он на "отлично" закончил Даремский университет, но отец умер раньше, чем Джон получил степень доктора философии, и не смог разделить гордость, с которой его жена называла своего сына "доктором".
То, что Мотрэм не попал в Кембридж, не стало помехой его научной карьере. Блестящие способности позволили Джону после получения докторской степени стать научным сотрудником в двух престижных университетах Америки, где он проявил себя ученым международного уровня в области механизмов передачи вирусных инфекций. Однако больше всего его интересовала эпидемиология чумы прошлых столетий, хотя эта тема обычно отодвигалась на задний план, уступая место более современным проблемам, для изучения которых легче было привлечь источники финансирования.
Джон познакомился с Кэсси вскоре после получения должности лектора в Ньюкаслском университете, где она училась на последнем курсе медицинского факультета, и очень быстро решил, что эта девушка создана для него. Этому совсем не рады были родители Кэсси, которые имели более высокие социальные планы в отношении своей умницы дочери. Однако любовь Джона и Кэсси устояла перед атакой негодующих родителей, и через полгода они поженились.
Брак оказался удачным, выдержав напряжение первых нескольких лет и требований, которые предъявляла к обоим их профессия. Особенно нелегко пришлось Кэсси, которая, будучи врачом-стажером в муниципальной больнице, вынуждена была отвечать на телефонные звонки ежечасно днем и ночью. Жить стало полегче, когда у Кэсси появилась собственная врачебная практика, а Джон завоевал определенную репутацию в научной среде, что означало более щедрое финансирование его работ.
Когда у четы Мотрэмов родились двойняшки, родители уже были в состоянии обеспечить детям наилучший старт в жизни. Дочь Хлоя в настоящее время работала переводчиком в Европейской Комиссии в Брюсселе, а сын пошел по стопам матери и успешно делал карьеру в качестве хирурга. Внуков пока не было, но перспектива их появления согревала сердца обоих родителей. Кэсси, у которой был определенный дизайнерский талант, уже планировала варианты переделки одной из комнат на втором этаже их коттеджа, которая, по ее мнению, отлично подошла бы для малыша.
Четыре
Джон Мотрэм не торопясь шел по улицам Оксфорда, наслаждаясь очарованием этого места и чувствуя, как многовековая история буквально пронизывает его насквозь. Он улыбнулся, осознав, что его уважение к дремлющим шпилям было вызвано не одним лишь почтением к науке - в свое время он был заядлым фанатом инспектора Морса.
Джон поймал себя на том, что непроизвольно высматривает на дороге "ягуар" "Марк семь".
Внутри Бейллиол-Колледжа тоже все осталось по-прежнему - пожалуй, даже стало еще лучше.
- Мастер готов встретиться с вами, - почтительно сообщила Джону секретарь, внешность которой - начиная с высокого воротничка, на котором красовалась брошь с камеей, и заканчивая ботинками из грубо выделанной кожи - сделала бы честь любому церковному союзу.
Мотрэма проводили в большой кабинет, который поражал воображение. Минимализмом тут и не пахло, металл и пластик играли далеко не первые роли в его интерьере. Балом правило дерево - старое полированное дерево, которое нежилось в солнечном свете, падавшем сквозь высокие окна со свинцовыми переплетами. Кроме солнца, окна впускали и колокольный звон, подтверждающий, что Мотрэм прибыл ровно в назначенное время - в одиннадцать часов утра.
Из-за письменного стола, улыбаясь, поднялся высокий мужчина с аристократической внешностью.
- Доктор Мотрэм! Как хорошо, что вы приехали. Я Эндрю Харвей, мастер Бейллиол-Колледжа. Прошу, присаживайтесь. Вам, наверное, не терпится узнать, в чем дело…
Последняя фраза была скорее констатацией факта, чем вопросом, но Мотрэм, который последнюю неделю ни о чем другом не мог думать, отозвался:
- Я солгал бы, если бы сказал, что ничуть не заинтригован.
- Понимаю, - кивнул Харвей. - К сожалению, я не силен в микробиологии, но знаю, что вы являетесь экспертом как в области современных вирусов, так и в области эпидемий прошлых веков, если можно так выразиться…
- Все верно, мистер Харвей.
- А чем для вас интересны эпидемии чумы прошлых веков, доктор?
- Причиной, их вызывавшей. Многие люди и не подозревают, что микробиология - молодая наука. Бактерии были открыты лишь в конце девятнадцатого века, а вирусы еще позже, так что выявление причины великих эпидемий прошлого основывается преимущественно на догадках… или допущениях.
Харвей улыбнулся язвительности, которую Мотрэм вложил в последнее слово.
- Слышал, что в отношении источника "черной смерти" между вами и вашими коллегами-учеными существуют… некоторые разногласия. Я прав?
- Правы.
- Будьте добры, расскажите мне об этом.
Мотрэм слегка нахмурился. Он не вполне понимал, к чему ведет собеседник, но выполнил его просьбу:
- В обществе и среди некоторых моих коллег бытует предположение, что пандемии четырнадцатого века, называемые "черной смертью", которая выкосила треть населения Европы, были вызваны вспышкой бубонной чумы.
- Боюсь, мне придется признать, что я один из "общества", кто согласен с такой точкой зрения, - сказал Харвей. - А разве было не так?
- Я так не считаю.
- Тогда как же?
- Я уверен, что эпидемии были вызваны вирусом.
Харвей явно был потрясен, и Мотрэм улыбнулся, признавая, что вопрос непростой.
- Между вирусами и бактериями существует очень большое различие, - сказал он. - Это совершенно различные организмы, но, по неведомой мне причине, люди упорно не желают учитывать этот факт.
- А, просвещение общества! - вздохнул Харвей и понимающе улыбнулся, откидываясь на спинку кресла. - Это всегда было нелегким делом. Но чем они отличаются, доктор? - ему удалось сопроводить вопрос невысказанным вслух продолжением "И что это меняет?"
- Бактерии способны к самостоятельному существованию, - объяснил Мотрэм. - Они являются живыми организмами, которые могут жить сами по себе. Они способны расти и размножаться, при условии, что найдут во внешней среде подходящее питание. Вирусы же могут существовать только в клетках живого организма. На самом деле, уже давно длятся споры по поводу того, можно ли их вообще называть живыми существами.
- Понимаю, - покивал Харвей.
- Другое существенное, особенно с практической точки зрения, отличие заключается в том, что бактериальные инфекции можно вылечить с помощью антибиотиков - тогда как против вирусов антибиотики бесполезны.
- И что же заставляет вас думать, что "черная смерть" была вирусным заболеванием, а не бактериальным, учитывая то, что вы только что рассказали?
Мотрэм несколько секунд помолчал, словно подбирая слова, затем ответил:
- Палочковидная бактерия Yersinia pestis получила свое название в честь русского микробиолога Иерсена, работавшего с Луи Пастером. Вначале она была названа Pasteurella pestis, но в итоге справедливость восторжествовала.
Харвей страдальчески улыбнулся, давая понять, что информация чересчур подробная, и Мотрэм сократил лекцию.
- Я заинтересовался этим вопросом лет десять назад, когда изучал скорость распространения "черной смерти" по Европе. Имеющиеся на этот счет данные совершенно не укладывались в картину распространения бактериальной инфекции типа чумы, кроме того, отсутствовали сезонные колебания, которые следовало ожидать в данном случае.
- Она распространялась быстрее или медленнее, чем вы ожидали?
- Гораздо быстрее. Чума - это преимущественно болезнь крыс, люди заражаются от блох. А "черная смерть" распространялась со скоростью пожара, словно переносилась воздушно-капельным путем, как, например, грипп.
- Вы одиноки в своих подозрениях?
- Уже нет, - улыбнулся Мотрэм. - Ученые изучали генетическую мутацию у людей, которые демонстрируют устойчивость к некоторым вирусным инфекциям. Мутация называется "дельта тридцать два" - считается, что она приводит к отсутствию рецепторов на поверхности определенных клеток организма, что не дает вирусам прикрепиться к этим клеткам, которые у других людей обязательно поражаются.
Харвей задумчиво помолчал, затем сказал со вздохом:
- Простите, я, должно быть, кажусь ужасно тупым, но… каким образом это связано с чумой?
- До того, как "черная смерть" пронеслась по Европе, частота мутации "дельта тридцать два" в популяции, по оценкам ученых, составляла примерно один на сорок тысяч.
- А после? - с интересом спросил Харвей.
- Примерно один на семь.
Харвей изумленно присвистнул.
- Теперь понимаю, - кивнул он. - То есть люди без мутации были более восприимчивы к чуме, чем те единицы, в генах которых имелась мутация.
- Именно так. Обладание мутацией "дельта тридцать два" в средние века явно было большим преимуществом. Самое важное, с моей точки зрения, - это то, что мутация предотвращает попадание в клетки вирусов, а не бактерий. Бактерия не испытывает необходимость проникать в клетки организма. Для нее нет никакой разницы, есть у вас мутация "дельта тридцать два" или нет.
- Вот оно что, - протянул Харвей. - Получается, вы выиграли гейм, сет и матч. Чума была вызвана вирусом, а не бактерией.