– Так ты его убьешь, – сказала я.
– Пытаюсь убить, – ответила она.
Я потянула ее за собой, и мы вместе рухнули наземь. Джинкс оказалась на мне.
Терри подошел и ощупал Клитуса.
– Он отрубился, – сказал он.
– Надеюсь, он сдох, – откликнулась Джинкс и снова рванулась у меня из рук. – Назвал меня негритоской, просраться помешал, стукнул меня по голове и чуть не утопил. Придурок чертов! Больше никто никогда ни за что не будет обзывать меня негритоской. Тошнит уже! Терпеть не могу это чертово болото! Глаза бы не глядели!
– Джинкс! – сказала я. – Ты его больше не бей.
– А если он очнется?
– Тогда бей, – разрешила я.
– Хорошо, отпусти меня.
Я отпустила, и она тут же вскочила на ноги и понеслась к старику, чтобы его добить. Терри перехватил ее руку и сказал:
– Довольно, Джинкс! Он всего лишь глупый старик.
– Это наши деньги, а не его, – расшумелась Джинкс, пытаясь вырваться. – Плевать, кто их первым украл, теперь они наши. Он и понятия не имел, где они лежат. Это мы вычислили и отыскали их.
Я подошла к ним сзади и помогла Терри удерживать Джинкс, пока она малость не опамятовалась и не начала снова дышать, как нормальные люди. Тогда Терри отпустил ее, но палку предусмотрительно отобрал.
– Давайте соберем деньги, пока он не очнулся и Джинкс не сделалась убийцей, – предложил он.
Мы запихали деньги обратно в наволочку, но перед тем как уйти, Джинкс ухитрилась‑таки со всей силы пнуть Клитуса в голову. Мы снова ее оттащили и поволокли по берегу, а она все ругалась и размахивала руками и ногами – ни дать ни взять сороконожка на раскаленной скале.
Река Сабин длинная, но в тех местах, что мы освоили, не широкая. Не похожа на Миссисипи, про которую рассказывают, что местами в ней два километра от берега до берега. Коричневый ручеек извивается то вправо, то влево промеж грязных берегов, под низко склонившимися деревьями, в густой тени. Местами река становится глубокой – не то чтобы очень глубокой, но достаточно, чтобы лодка прошла и даже чтобы утонула. Чтобы утонуть, здесь воды хватает. Старая, темная река, змеиное царство, особенно много мокасиновых щитомордников – толстых тварей с роговым острием на хвосте и скверным характером. Я припомнила это, когда мы сошли на противоположном берегу и вытащили протекающую лодку из воды, под плакучую иву.
Планы изменились. Времени у нас не было, оставалось только бежать без оглядки. Я пока не понимала, что станется с замыслом сжечь тело Мэй Линн, однако не сомневалась, что Терри все еще держится за эту идею, хотя и запрятал ее подальше до более удобного момента. Мы все любили Мэй Линн, но Терри вроде бы был к ней не так сильно привязан, как я, а поди ж ты, ближе всех принял всю эту историю к сердцу, больше нас с Джинкс горевал из‑за того, что Мэй Линн убили, что и после смерти с ней обошлись не по справедливости. А я не то чтобы махнула на это рукой, но не видела возможности что‑то исправить. Так ли, сяк ли, все равно я не могла выяснить, кто это с ней сотворил, а выяснила бы, не смогла бы ничего сделать с убийцей. Джинкс – та тоже переживала, что с Мэй Линн такое стряслось, но Джинкс, так мне кажется, на все смотрела прямо и просто. По ней, кто помер, того уже не вернешь, печально, и жутко, и скверно, однако ей вовсе не хотелось возиться с огненным погребением и таскать за собой пепел Мэй Линн, разве что никак не удастся от этого открутиться. Это была затея Терри.
Мы решили разойтись по домам и собрать вещички в дорогу. Наволочку с денежкой доверили Терри. Я глядела вслед моим друзьям, и снова меня охватили сомнения, главным образом когда я припомнила дни и ночи на реке.
Жизнь у меня была хреновая, но это была моя жизнь. И хотя мама всегда лгала мне и сильно меня подвела, а папаша оказался вовсе не папашей, я все‑таки призадумалась, а не отступиться ли мне от своей затеи. Мы могли бы отдать деньги Клитусу и на том помириться. Отправиться в Глейдуотер и найти там своего настоящего отца, оттуда в Голливуд – да, мечтать о таком было приятно, пусть даже ради осуществления мечты пришлось своровать деньги, но себе я признавалась, что могла бы часть добычи потратить на красивое платье и туфли, сделать прическу, ведь я ни разу в жизни не бывала в парикмахерской, а то и прикупить шляпку, из модных – тогда носили шляпки в стиле Робин Гуда, к такой надо бы колчан с перьями.
Я стояла на берегу, прислушиваясь к своим мыслям, еще и насчет того, что сказал мне Терри – что он, мол, не гомик, – и все это перемешалось у меня в голове. Почти все, что я знала о мире, в котором жила, внезапно переменилось. И я не могла ни двинуться с места, ни оставаться стоять. Я могла только реветь.
Поблизости нашлось бревно, я присела на него и наплакалась вволю. Плакала я не очень долго, зато от души. Довольно быстро я выплакалась и уже толком не знала, о чем плакала. Но я еще посидела на своем бревне, всхлипывая и шмыгая носом, как малый ребенок, а когда убедилась, что все прошло, поднялась и заторопилась домой, ругая себя дурой: столько полезного времени потеряла, рассиживаясь на бревне.
Свет у нас в доме не горел, но сбоку от дома стояло три грузовика: Дона, Джина и – черт побери! – Клитуса. Только я призадумалась, что ж теперь делать‑то, как из тени под деревьями кто‑то выступил, коснулся моего плеча и одновременно зажал мне рот.
– Это я, Сью Эллен, – шепнул мамин голос. – Не шуми.
Она убрала руку с моего рта и покрепче стиснула мне плечи.
– Что ты тут делаешь? – удивилась я.
– Я знала, что ты подойдешь к дому с этой стороны, и ждала тебя.
– Но почему?
– Клитус явился по твою душу, вот‑вот подъедет констебль Сай. Я слышала, как Клитус говорил Дону и Джину, будто ты украла какие‑то деньги. Ты ведь не крала, нет?
– Все не так просто, – ответила я. Вот тебе хваленый «дар» Дона. Так он и получает любые сведения – из вторых рук.
– Пошли, – сказала мама. – Отойдем подальше от дома и все обсудим.
Сам факт, что мама вышла из дому, уже удивлял, но, сделав несколько шагов, она еще и вытащила из‑под дерева какой‑то мешок и поволокла его за собой. Я подхватила мешок и сама понесла его, потому что мама была слабее новорожденного щенка, а мешок оказался тяжелым. Но хотя мое удивление все возрастало, я не стала спрашивать, что это за мешок и зачем она его тащит.
Мы вернулись к тому бревну, где я сидела и плакала. Пока мы добрались, мама совсем запыхалась. Мне было ее жалко, но она была права: имело смысл отойти подальше от дома. Усевшись на бревно, я зажала мешок между ног и спросила:
– Что они говорят обо мне?
– Я услышала, как подъехал Джин. Выглянула из окна. За его грузовиком – пикап Клитуса. Наверное, Клитус первым делом кинулся к Джину, они ведь дружки, и они вместе поехали к нам. Окно было открыто, я слышала их разговор. Клитус сказал, что ты, мальчик и цветная девочка украли у него деньги. Сказал, что цветная девочка ударила его по голове, чтобы добраться до денег. Я так понимаю, цветная девочка – Джинкс, а мальчик – Терри.
– Он их не знает, – обрадовалась я. – Когда они заходили к Мэй Линн, ее папаша всякий раз отлучался.
– Да, но им не составит труда вычислить. Дон знает, с кем ты дружишь, а Терри он терпеть не может.
– Верно, – сказала я. – Но это не вся правда про то, что случилось.