.. Этот взгляд... Просто ужасно...Янемогупередать,чтовнем
прочла. И тягу, и ненависть, и страх... и горе. Словно сама жизнь обрушилась
на нее, подобно каменному граду, - и это в три-то года.
Тут на заднее крыльцо вышла моя мать, и при видедевочкилицоунее
будто сникло. А Маргарет... тапродолжалакричатьчто-топрошлюх,про
блудниц, про грехи отцов, что падут на детейаждоседьмогоколена...Я
просто дар речи потеряла, язык стал, как сухой лист.
Всего секунду, наверно, Кэрри стояла в нерешительности на границедвух
участков, затем Маргарет Уайт глянула вверх и, Богом клянусь, она залаяла на
небо. Именно залаяла. А потом вдруг принялась... истязать себя, что ли.Она
впивалась пальцами себе в щеки и в шею, оставляя красные полосы ицарапины,
и раздирала на себе одежду.
Кэрри вскрикнула: "Мама!" и бросилась к ней.
Миссис Уайт присела как-то по-лягушечьи и развеларукивстороны.Я
думала, она ее раздавит,иневольнозакричала.АМаргаретУайттолько
улыбнулась. Улыбалась и пускала слюни, которые текли по подбородку...Боже,
как это противно!
Она схватила Кэрри в охапку, и онискрылисьзадверью.Явыключила
радиоприемник, и нам было их слышно. Не все, конечно, отдельные слова, но мы
и так понимали, что происходит. Молитвы, всхлипы, вопли - безумиекакое-то.
Затем Маргарет велела Кэрри забираться в чулан и молиться. Девочкаплакала,
кричала, что она не нарочно, что больше не будет... Азатемтишина.Мыс
мамой переглянулись, и я могу сказать, что никогданевиделаеевтаком
состоянии, даже когда умер папа. Она только сказала:
"Бедный ребенок...", и все. Потом мы тоже пошли в дом.
Стелла Хоран встает и подходиткокну-привлекательнаяженщинав
желтом сарафане с открытой спиной.
- Знаете, я как будто переживаютесобытиязаново,-говоритона,
поворачиваясь. - У меня внутри все просто кипит. - Она обнимает себя руками,
словно ей стало холодно, и невесело усмехается. - Да, она была такаямилая.
Глядя на эти фотографии, никогда не скажешь...
За окном по-прежнему спешат туда-сюда машины, а я сижу и жду, когда она
продолжит рассказ. В этотмоментонанапоминаетмнепрыгунасшестом,
который глядит на планку и раздумывает, не слишком ли высоко ее поставили.
- Мама заварила шотландский чай, крепкий, с молоком - вродетого,как
она всегдазаваривала,когдаяещедевчонкойзалезалавкрапивуили
расшибалась, падая с велосипеда. Ужасноеварево,номыпили,сидядруг
напротивдруганакухне-онавкаком-тостаромдомашнемплатьес
разошедшимся на спине швом, а я в своембикиниВавилонскойблудницы.Мне
хотелось плакать, но все это было слишком жизненно,нетак,каквкино.
Мне
хотелось плакать, но все это было слишком жизненно,нетак,каквкино.
Однажды, когда я ездила в Нью-Йорк, я видела, как старыйпьяницатащитпо
улице за руку маленькую девочку в голубом платье. Она так плакала, что у нее
кровь пошла носом. У старика был зоб, и шея-будтовелосипеднаякамера.
Огромная красная шишка на лбу, прямо посередине, а на синем пиджаке из саржи
длинная белая полоса. Новсеторопливошлимимо,потомучто,еслине
обращать внимание, они скоро скроются из вида. Тоже очень жизненно.
Я хотела сказать об этом матери и только открыла рот, как случилось то,
другое событие - то самое, видимо, которое вас и интересует. Снаружичто-то
бухнуло в землю, да так, что зазвенела посуда в буфете - не простозвук,а
еще и ощущение удара, словно кто-то спихнул скрышитяжелыйметаллический
сейф.
Она закуривает новую сигарету и несколько раз быстро затягивается.
- Я подошла к окну ивыглянуланаулицу,ноничегоособенногоне
увидела. И только когда уже собралась вернуться к столу, с неба упало что-то
еще. Что-то блестящее. Явпервоемгновениеподумала,чтоэтобольшой
круглый кусок стекла. Он ударился о край крыши Уайтов и разлетелся на мелкие
осколки, только это было вовсе не стекло, а большаяглыбальда.Яхотела
повернуться, сказать об этом маме, и тут они посыпались прямо как град.
Глыбы падали на крышу Уайтов, на задний двор, на лужайкупереддомом,
на наружную дверь в погреб. Эта дверь была сделана из листовогожелеза,и,
когда по ней ударила первая глыба, раздался такой низкий звон,словнозвук
церковного колокола. Мы с мамой дажевскрикнулиодновременноиприжались
друг к другу, словно две маленькие девчонки во время грозы.
А потом вдруг все кончилось. Из дома напротив не доносилось ни звука. Я
видел, как тают на солнце осколки льда и стекает по черепице вода.Огромный
кусок льда застрялтаммеждускатомкрышииневысокойтрубой.Солнце
блестело так ярко, отражаясь в этой глыбе льда, что больно было смотреть.
Мама хотела спросить, кончится ли этот кошмар, нотутдикозакричала
Маргарет - мы очень хорошо расслышали ее крик, инаэтотразвпечатление
было еще хуже, потому что в нем чувствовался неприкрытый ужас.Азатемдо
нас донесся звон и звуки ударов,какбудтоонашвырялавдевочкувсей
домашней утварью.
Дверь на заднем крыльце в доме Уайтов открылась, ударившись о стену,и
так же громко захлопнулась, но никто невышел,толькокрикуприбавилось.
Мама сказала, чтобы я позвонила в полицию, но я не могла сдвинуться с места.
Просто застыла. Потом вышланасвоюлужайкупоглядеть,чтопроисходит.
Мистер Кирк и его жена Вирджиния тоже вышли. И Смиты.Вскоревыбралисьна
улицу почти все, кто был в то время дома, дажестараямиссисУорвик,что
живет за квартал от нас, а она на одно ухо совсем глухая.