– Какие случаи, сэр? – слабо пробормотал я.
– Например, Минотавр, кентавры, русалки; Пегас – крылатая лошадь. Медуза – женщина со змеями на голове. Даже Дьявол наполовину козел, верно? И, конечно же, Ангелы.
Богохульство и ужасная ересь!
– Не могу с вами согласиться, сэр, – возразил я, щеки мои горели. – Ангелы – небесные создания. – Но затем с лица моего сошла краска, и я потянулся за раковиной. Потому что внезапно осознал – с такой силой, что Милдред впилась в мои внутренности: если возможны создания Небес, то существуют и твари Ада.
– Но как?… Что?… – пролепетал я.
– Дарвин, – продолжал Скрэби, – ставит следующий вопрос: «Если скрестить гибриды любых двух видов зверей или птиц, будет ли их потомство неизменным, как у любой устоявшейся породы; или оно будет возвращаться к признакам кого-либо из родителей?». Этого у Дарвина не отнимешь: иногда он задает здравые вопросы. Только не на все у него есть ответы. Далеко не на все.
Я застыл, примостившись на краю chaise-longue.
– А… у вас есть ответы, сэр?
– Думаю, твое существование в этом мире кое-какие ответы мне дает, – откликнулся он. И какое-то время молча сидел, погрузившись в раздумья. – Форма естественного отбора, – наконец пробормотал он себе под нос. – Эволюционная касательная. Новая ветвь семьи. Или старая. – Он вскочил и принялся мерить шагами комнату. Я видел, как мысли его разлетаются во все стороны. – Да, вполне возможно, старая. Люди произошли от других приматов. Человекообразных. От мартышек тоже, но опосредованно. А что, если?… – Он замолчал и забарабанил пальцами по столу. – Гипотеза! – воскликнул Скрэби; взгляд его плясал от возбуждения. – Гипотеза. Человек скрещивается с другим видом приматов. Скажем, на борту «Ковчега» Капканна. Скрещивается – предположим, в целях аргументации – с мартышкой-джентльменом. И порождает новый вид человекоподобных приматов. Вас, мистер Фелпс!
У меня перехватило дыхание от самой абсурдности данного предположения, но Скрэби уже было не остановить. Он буквально подпрыгивал на месте.
– Да, вас! – закричал он, тяжело хлопнув меня по спине. – И тут возникает интригующий научный вопрос: можно ли объяснить неисчислимые скачки нашего эволюционного развития случайными вливаниями крови других видов в вены неких существ? Могла ли мышь произойти от слона, или же наоборот, в результате невероятного полового союза? И мог ли такой союз иногда давать потомство?
Я сглотнул.
Скрэби рассказал о человеке по фамилии Мендель – тот скрещивал горох, с которым происходили подобные истории. Примеров из ботаники множество. Я вспомнил тыкву на матушкиной могиле. Может, и этот овощ хотел мне что-то поведать?
– Да! – почти заорал Скрэби. – Понимаете, временной отрезок слишком мал, чтобы столько всего произошло! Путь от рыбы к амфибии и до человека занимает больше, чем нужно. На бумаге это не работает. Поэтому должны были случаться резкие перемены, а не постепенные. И вы тому доказательство!
В голове у меня стучало, а воздух вдруг зарябил странными пятнами – словно зрение мое расщеплялось.
– Я все равно не понимаю.
– Скрещивание двух различных видов, мистер Фелпс! Только вообразите такое! Сейчас невозможно создать новый вид из двух. Но когда-то – быть может. Почему нет, черт возьми? И вообразите, что это – ответ на Дарвинов временной парадокс: человек не произошел в ходе долгой эволюции от гориллы или шимпанзе. Он появился внезапно, словно Адам и Ева из Библии. Всего один. Странный метис.
Всего один. Странный метис. От двух абсолютно разных – и, возможно, несовместимых – видов. Двух видов, которые, возможно, иначе бы не выжили! И вымерли! Два минуса, мистер Фелпс, дали плюс! И вы – живое доказательство, что это возможно!
Только что состоялся один из самых коротких, но потенциально исторически значимых разговоров о теории эволюции.
Значит, несчастно подумал я, Бытие – ложь. А эволюция – факт. Но ее механизм – не совсем такой, как полагал мистер Дарвин. Время от времени она происходила огромными чудесными скачками. И я тому доказательство. Мутант, аберрация, ошибка. В первый год – зеленые тыквы в пунктирную полоску. Во второй – желтые в пятнышко. На следующий – оранжевые с бугорками. Еще через год – лиловые в полоску. Еще через один – снова зеленые, но с бугорками, или в полоску, или крапчатые. Немного этого, немного того. Кинь все это в первичный бульон и подожди Бог знает чего! Внезапно мир показался другим. На моих глазах превратился из упорядоченного места, созданной Богом иерархии, в дарвиновский плавучий бордель. Здесь царил новый хаотичный сумбур, отрицавший веру и изумлявший небеса. И я, Тобиас Фелпс – часть этой безумной мешанины природы под названием эволюция, опасных, диких и практически неисследованных новых земель понимания. Но кто я, жертва или первопроходец?
Одна из шуток Господних или мишень для шуток?
Я повесил голову, ощущая непостижимую смесь стыда и гордости.
Скрэби, странно на меня поглядывая, вертел в руках шприц.
– Вы когда-нибудь принимали опий? – поинтересовался он.
– Да. Мне дал Киннон перед отъездом из Ханчберга. Чтобы успокоить мои нервы.
– Он поступил правильно. А сейчас я хотел бы дать вам еще. Я введу опий инъекцией – так он действует быстрее и эффективнее. А теперь засучите рукав.
Граф Пото играл в лото, пробормотал я про себя, когда игла вошла в вену и Скрэби нажал на шприц. Графиня Пото знала про то, что граф Пото играл в лото. Доктор оказался прав: я тотчас расслабился, голова закружилась.
– Сколько в вас росту, мистер Фелпс? – спросил Скрэби.
– Пять футов два дюйма, – отозвался я, опускаясь обратно на chaise-longue.
– Отлично. Устраивайтесь поудобнее. А объем талии – приблизительно?
– Не имею понятия, сэр, – прошептал я, уже задремывая.
– Тогда вы не позволите мне измерить вас еще раз? – попросил он.
– Для каких целей, доктор Скрэби? – простонал я.
Но ответа так и не услышал – я сдался темноте.
Близнецы сидели на кухне и вязали.
– Привет, красавчик! – бросила Роз, подняв глаза.
– Мы скучали, – солгала Бланш.
Что-то случилось. Могу поклясться.
– Как делишки, девочки? – спросил я, стараясь держать себя в руках.
– Мы закончили семейное древо, посмотри, – объявила Роз, всучив мне огромную схему с липовыми геральдическими щитами на полях.
– Мы произошли от священника, – похвасталась Бланш.
– Пастора Фелпса? – уточнил я. И почувствовал, как бледнею.
– Да, откуда ты знаешь? – И, не дождавшись ответа, продолжила: – Он жил в доме мамы с папой. В Старом Пасторате.
– Согласно церковным записям.
– Забавное совпадение, да?
Значит, они и впрямь произошли от человека, упомянутого в трактате Скрэби. Человека, который, по словам доктора…
– Мама говорила, что могла нам это рассказать вечность назад, но это бы противоречило принципам генеалогии доктора Бугрова, – добавила Роз.
– Использовать устные источники – жульничество, – пояснила Бланш.