- О, не стоит извинений.
- Спешу на распродажу предметов искусства. Присмотрел там маленькую статуэтку - безукоризненная в своем роде вещь. Возможно, немного macabre <Похоронная (фр.).>, но у меня давняя слабость к macabre. Я человек с необычными вкусами.
Снова эта странная улыбка. Я взглянул на книги, стоявшие на ближайшей ко мне полке. Мемуары Казановы, книга о маркизе де Саде, другая - о средневековых пытках.
Я вспомнил, как поежилась Сильвия Уилкинсон, говоря о муже. Она не притворялась. И я задумался над тем, что же представляет из себя Джордж Альфред Сент-Винсент Марш, четвертый барон Эджвер.
Он учтиво простился с нами и тронул рукой звонок. Греческий бог - дворецкий поджидал нас в холле. Закрывая за собой дверь в библиотеку, я оглянулся и едва не вскрикнул.
Учтиво улыбающееся лицо преобразилось. Я увидел оскаленные зубы и глаза, полные злобы и безумной ярости.
Теперь мне стало абсолютно ясно, почему от лорда Эджвера сбежали обе жены. И оставалось только поражаться железному самообладанию этого человека, в течение всей беседы с нами сохранявшего спокойствие!
Когда мы достигли входной двери, распахнулась дверь справа от нее. На пороге появилась девушка, которая непроизвольно отпрянула, увидев нас.
Это было высокое, стройное создание с темными волосами и бледным лицом. Ее глаза, темные и испуганные, на мгновение встретились с моими. Затем она, как тень, скользнула обратно в комнату и затворила за собой дверь.
В следующую секунду мы оказались на улице. Пуаро остановил такси, мы уселись в него и отправились в “Савой”.
- Да, Гастингс, - сказал он. - Беседа была совсем не такой, как я ожидал.
- Пожалуй. Какой необычный человек этот лорд Эджвер!
И я рассказал, что увидел, когда закрывал дверь в библиотеку. Слушая меня, Пуаро медленно и понимающе кивал.
- Я считаю, он очень близок к безумию, Гастингс. Не удивлюсь, если окажется, что он - скопище пороков и что под этой ледяной внешностью прячутся весьма жестокие инстинкты.
- Нет ничего странного в том, что от него сбежали обе жены!
- Вот именно.
- Пуаро, а вы заметили девушку, когда мы выходили? Темноволосую, с бледным лицом.
- Заметил, mon ami. Молодая леди показалась мне испуганной и несчастной. Его голос был серьезен.
- Как вы думаете, кто это?
- Да, она выглядела очень испуганной, - медленно сказал я. - Такой дом - мрачное место для молоденькой девушки.
- Вы правы. Однако мы уже приехали, mon ami. Поспешим обрадовать миледи хорошими новостями!
Сильвия была у себя в номере, о чем нам сообщил служащий отеля, в ответ на нашу просьбу позвонивший ей по телефону. Она попросила нас подняться. Мальчик-слуга довел нас до двери.
Отворила ее опрятно одетая пожилая дама в очках и с аккуратно причесанными седыми волосами. Из спальни раздался голос Сильвии, с той самой характерной хрипотцой.
- Это мосье Пуаро, Эллис? Скажи, чтобы он сел. Я только наброшу на себя какие-нибудь лохмотья.
Лохмотьями оказалось прозрачное неглиже, открывавшее больше, чем скрывало. Выйдя к нам, Сильвия нетерпеливо спросила:
- Ну?
- Все в порядке, мадам.
- То есть.., как?
- Лорд Эджвер ничего не имеет против развода.
- Что?
Либо ее изумление было искренним, либо она в самом деле была замечательной актрисой.
- Мосье Пуаро! Вы это сделали! С первого раза! Да вы гений! Но как, как вам это удалось?
- Мадам, я не могу принимать незаслуженные комплименты. Полгода назад ваш муж написал вам, что решил согласиться с вашим требованием.
- О чем вы говорите? Написал мне? Куда?
- Насколько я понимаю, вы в то время находились в Голливуде.
- Но я не получала никакого письма! Должно быть, оно затерялось где-то. О Господи, а я все эти месяцы голову себе ломала, чуть с ума не сошла!
- Лорд Эджвер полагает, что вы хотите выйти замуж за актера.
- Правильно. Так я ему написала. - Она улыбнулась, как довольный ребенок, но тут же встревоженно спросила:
- Вы ведь не сказали ему про герцога?
- Нет-нет, успокойтесь. Я человек осмотрительный. Это было бы ни к чему, правда?
- Конечно! Мой муж ужасно мелочный. Если бы он узнал, что я выхожу за Мертона, он бы решил, что это для меня слишком жирно, и наверняка постарался бы все испортить. Актер - другое дело. И все равно я удивлена. Очень. А ты, Эллис?
Пока Сильвия разговаривала с Пуаро, ее горничная то исчезала в спальне, то вновь появлялась, собирая разбросанную по стульям одежду. Я думал, что она не прислушивается к беседе, но оказалось, она совершенно в курсе событий.
- Я тоже, миледи. Похоже, лорд Эджвер сильно переменился с тех пор, как мы его знали, - презрительно сказала горничная.
- Похоже, что да.
- Вы не можете понять этой перемены? Она удивляет вас?
- Да, конечно. Но, по крайней мере, мне теперь не надо волноваться. Какая разница, почему он передумал, если он наконец-то передумал?
- Это может не интересовать вас, мадам, но интересует меня.
Сильвия не обратила на слова Пуаро никакого внимания.
- Главное, я теперь свободна!
- Еще нет, мадам.
Она нетерпеливо взглянула на него.
- Ну, буду свободна. Какая разница? Но Пуаро, судя по выражению его лица, полагал, что разница есть.
- Герцог сейчас в Париже, - сказала Сильвия. - Я должна немедленно дать ему телеграмму. Представляю, что будет с его мамашей!
Пуаро встал.
- Рад, мадам, что все получилось, как вы хотели.
- До свидания, мосье Пуаро, и огромное вам спасибо.
- Я ничего не сделал.
- А кто принес мне хорошие вести? Я ужасно вам благодарна. Правда.
- Вот так! - сказал мне Пуаро, когда мы вышли из номера. - Никого не видит, кроме себя. Ей даже не любопытно, почему письмо лорда Эджвера до нее не дошло! Вы сами видели, Гастингс, как у нее развито деловое чутье. Но интеллекта - ноль! Что ж. Господь Бог не даст всего разом.
- Разве что Эркюлю Пуаро... - ввернул я.
- Веселитесь, мой друг, веселитесь, - невозмутимо отозвался Пуаро, - а я, пока мы будем идти по набережной, приведу в порядок свои мысли.
Я скромно молчал, предоставив оракулу возможность заговорить первым.
- Это письмо, - вновь начал он, когда мы прошли вдоль реки некоторое расстояние, - оно меня интригует.