Мне показалось, что в воздухе висит что‑то, какая‑то угроза, какая‑то страшная тайна… Впрочем, я себя очень плохо чувствовал, так что, может, это просто больная фантазия. Но тем не менее мне хотелось бы знать, не показалось ли вам вчера что‑нибудь странным? Может быть, после моего отъезда?
Ма Жун и Цзяо Дай переглянулись; Ма Жун покачал головой.
– Должен признаться, ваша честь, – сказал он, – что я вчера несколько перебрал наливки. Ничего особенного я не заметил. Может, Цзяо Дай что‑нибудь заметил?
– Я заметил только общее веселье, – улыбнулся Цзяо Дай. – И сам отлично повеселился.
Дао Гань задумчиво наматывал на палец прядь волос.
В конце концов он сказал:
– Мне эти настойки не особенно по вкусу… К тому же я почти все это время разговаривал с Лань Дао‑гуем, а он вообще не пьет. Но я наблюдал за остальными и могу сказать, ваша честь, что это был просто хороший, веселый обед. – Судья промолчал. Подумав, Дао Гань прибавил: – Но вот что мне рассказал Лань, когда мы заговорили об убийстве: Е Бинь, говорит он, не способен обидеть и мухи, зато его братец Е Дай – злой, жестокий человек.
– Вот как? И почему он так думает? – быстро спросил судья.
– Несколько лет назад Е Дай хотел стать его учеником. Но уже через неделю Лань отказался учить его: Е Дай потребовал, чтобы Лань показывал ему только приемы борьбы, и совершенно не желал вникать в духовные премудрости. Лань говорит, что Е Дай очень силен, но норов мешает ему стать хорошим борцом.
– Интересно, – отозвался судья Ди. – А что еще Лань говорил?
– Да больше ничего, в общем, – сказал Дао Гань, – он потом стал показывать мне фигурки из «семи кусочков».
Судья удивленно проговорил:
– «Семь кусочков»? Но это же детская забава! Я помню, что играл в них, когда был маленьким. Это когда разрезаешь квадратный лист бумаги на семь частей, а потом складываешь разные фигурки, так ведь?
– Да, – смеясь, ответил Ма Жун. – Это любимая игра Ланя. Он любит повторять, что это никак не детская забава, что человек таким образом учится сосредоточиваться и проникать в суть вещей.
– Лань может, не задумываясь, выложить из семи кусочков все, что ни попросите, – добавил Дао Гань. – Смотрите, как надо разрезать бумагу…
Он взял квадратный лист и разрезал на семь частей.
– Я попросил изобразить пожарную каланчу, и вот что Лань выложил:
Тут я подумал, что это слишком просто, и попросил выложить скачущую лошадь. Он выложил вот так:
Тогда я заказал женщину на коленях, которая выслушивает приговор в суде.
Наконец я попросил выложить пьяного пристава и танцовщицу. Лань и это сделал.
И тут я сдался окончательно!
Голос Дао Ганя потонул во взрыве смеха. Отсмеявшись, судья сказал:
– Что ж, раз никто из вас ничего не заметил, значит, мне просто что‑то померещилось из‑за плохого самочувствия… А у Чжу огромный дом. Я чуть не заблудился в коридорах и внутренних двориках!
– Их семейство живет в этом доме испокон веку, поколение за поколением. В таких старых домах иногда действительно бывает не по себе, – заметил Цзяо Дай.
– Дом‑то огромный, но интересно, хватает ли места для всех многочисленных жен и наложниц? – насмешливо спросил Ма Жун.
– Дом‑то огромный, но интересно, хватает ли места для всех многочисленных жен и наложниц? – насмешливо спросил Ма Жун.
– Чжу – хороший человек, – вступился Цзяо Дай, – прекрасный охотник, хороший хозяин, строгий, но справедливый. И крестьяне‑испольщики его уважают, а это многое значит. И они все очень сожалеют, что у него нет наследника.
– Ну так завел бы, – засмеялся Ма Жун.
– Между прочим, я забыл сказать, – вмешался Дао Гань, – что его письмоводитель Ю Ган сейчас в очень плохом состоянии. Когда я с ним заговорил, он на меня так взглянул, словно духа увидел. И, кстати, он думает в точности то же, что и мы: что Ляо Лень‑фан бросила его и сбежала с любовником.
Судья Ди кивнул головой и сказал:
– С юношей надо будет поговорить, прежде чем он окончательно падет духом. А что до отца девушки, он с таким пылом убеждает всех в ее чистоте и непорочности, что я уже подозреваю, что он пытается убедить себя самого. Дао Гань, сходи сегодня к нему и попробуй разузнать побольше об их прислуге. Кстати, проверь еще все то, что Лань Дао‑гуй говорил о братьях Е. Только не спрашивай ничего у них самих, лучше поговори с людьми в округе, собери сведения, какие удастся.
Трижды ударил гонг, призывая на утреннее заседание.
Новость об аресте Бань Фэна, очевидно, сразу облетела весь город: зал суда был переполнен. Объявив заседание открытым и проведя перекличку, судья написал и отправил со слугой официальный запрос начальнику тюрьмы. Через несколько минут привели Бань Фэна. Едва завидев его, Е Бинь и Е Дай, стоявшие в первом ряду вместе с Чжу Да‑юанем и Лань Дао‑гуем, бросились вперед, но приставы задержали их и заставили отойти.
Судья ударил по столу молоточком, призывая к тишине.
– Назови свое имя и звание, – приказал он Баню, преклонившему колени перед судейской скамьей.
– С вашего позволения, мое имя Бань Фэн, я торговец древностями.
– Зачем ты вышел из города позавчера?
– Несколько дней назад ко мне явился один крестьянин из деревни Пять Овнов, что к северу от города. Он рассказал, что рыл могилу для издохшего коня и случайно нашел в земле старинный бронзовый треножник. Я вспомнил, что восемь веков назад, во время династии Хань, в Пяти Овнах был центр большого владения, и сказал жене, что должен поехать туда и взглянуть на треножник. Небо было чистое, снегопада не было, и я решил уехать утром. Поэтому…
Судья Ди перебил его:
– Что вы с женой делали утром?
– Я провел все утро в мастерской, чинил лакированный столик. Жена сходила на рынок и стала готовить обед.
– Хорошо. Дальше.
– Мы пообедали вместе, – продолжал Бань Фэн, – после обеда я упаковал в ее кожаную сумку свою шубу – в деревенской гостинице может быть холодно – и вышел из дома. На улице мне встретился бакалейщик, он сказал, что на почтовой станции осталось мало лошадей, и посоветовал поторопиться. Я побежал к северным вратам и успел взять на станции последнюю лошадь. Потом…
– Ты кого‑нибудь еще встретил по дороге? – снова перебил его судья.
Бань Фэн подумал несколько секунд.
– Да, квартального надзирателя Гао. Мы поздоровались. – Судья кивнул, и Бань Фэн вернулся к рассказу: – Я добрался до Пяти Овнов засветло. Треножник действительно оказался старинным и очень красивым. Мы долго торговались с хозяином, он все никак не хотел уступать, но в какой‑то момент мы все‑таки сошлись в цене. Шубу я надел, а в сумку положил треножник и уехал. Не успел я проехать и пару ли, как на меня напали двое разбойников. Они выскочили откуда‑то из‑за сугробов, так что я слишком поздно их заметил. Я отбивался, мне удалось вырваться, и я поскакал галопом, но скоро понял, что заблудился.