Ониокрестили меняПэтом
Пиликалой, но на прозвище обижаться не приходилось, была бы шкура цела.
Яневсилахописать сумбур,царившийнаэтомкорабле,которым
командовал сущий полоумный икоторый можно былоназвать плавучим бедламом.
Кутеж,пляски, песни,брань, пьянство и драки -- никогда насудне не были
трезвывсезараз,ибывали дни, когда нас мог потопить первый налетевший
шквал. А если бышхунунастиг втакой день королевский фрегат, онмог бы
захватить насголыми руками. Несколькораз мы примечали паруси если были
потрезвей,то--да проститнам это бог!--подвергаликорабль своему
досмотру, нуаесли бывали чересчур вохмелю, токорабль уходил, и я про
себя благословлял за это небо.
Тийч управлял своейоравой (если можноуправлять,внося беспорядок),
держа ее в постоянномстрахе, и сколько я могсудить, весьма кичился своим
положением. Я знавал маршалов Франции и дажевождей шотландскихкланов,и
все онибылидалеконетак чванливы. Вот она, этапостоянная погоняза
славойи почестями. Всамомделе,чем дольшеживешь, темлучшевидишь
прозорливость Аристотеля и других философов древности. Хотясам я всю жизнь
жаждалзаконных отличий, но могуположа руку на сердце сказатьтеперь, на
закате дней,что ничто на свете,даже сама жизнь, не стоит того,чтобы ее
сберегатьиукрашатьпочестямиценоюмалейшегоущербадлясвоего
достоинства.
Мне долго неудавалосьпоговорить с Баллантрэ, новот однажды ночью,
когда всебыли заняты своимиделами, мы забрались тайком на бушприт [19] и
стали плакаться на свою судьбу.
-- Нас может спасти только милость божья, -- сказал я.
-- А я на этот счет держусь другогомнения, --возразил Баллантрэ, --
потомучто спасатьсяядумаю собственными силами. Этот Тийч --полнейшее
ничтожество, от негонет никакой пользы, а между тем под его началом мы все
время рискуем быть захваченными. Я вовсе не намерен зря валандаться сэтими
разбойниками или колодником повиснуть на рее. -- И он рассказал мне, как, по
его мнению, следовало укрепить дисциплину на корабле, чтообеспечило бы нам
безопасность в настоящем, а в будущем дало бы надежду на освобождение, когда
они наберут вволю добычи и разбредутся с ней по домам.
Я чистосердечно призналсяему,что слишком потрясен всеми окружающими
ужасами и он не должен рассчитывать на меня.
-- Ну,а меня не легкозапугать, -- сказал он.--Да и одолеть меня
трудно!
Черезнесколькоднейнелепый случай снова чуть не привел всех нас на
виселицу,и понему можно представить себецарившие накораблесумбур и
сумасбродство. Все мы были пьяны,и когда один изполоумных заметил парус,
Тийчвелел догонятьего, даже невзглянув на корабль, а мывсе принялись
потрясатьоружиемипохваляться, какую резнюмыустроим. Я заметил, что
Баллантрэспокойно стоял на носу, вглядываясь вдаль изпод ладони.
Я заметил, что
Баллантрэспокойно стоял на носу, вглядываясь вдаль изпод ладони. Я, верный
своейтактикепо отношению к этим дикарям, неуступалвретивости самым
рьяным из них и развлекал их своими ирландскими прибаутками.
-- Поднятьфлаг!--кричал Тийч.-- Покажите этим стервецам, кто мы
такие!
Это была попросту пьяная бравада, и она могла лишить нас ценной добычи,
но я считал, что не мне рассуждать, и собственноручно поднял черный флаг.
Тут пришел на корму улыбающийся Баллантрэ.
--Может быть, вам, пьянчуге, интересно будет узнать, -- сказал он, --
что мы преследуем королевский фрегат.
Тийч заревел, что он лжет, но все же побежал к фальшборту [20], и вслед
за ним ринулись все прочие. Никогда я не видел, чтобыстолькопьяных разом
протрезвело.Вответ нанаш дерзкий вызов фрегаткруто повернул и лег на
новый курс -- наперерез нам; флаг его теперь был явственно виден. Мы еще, не
отрываясь,гляделина него,каквдругнабортукораблявспухдымок,
послышался звук выстрела, и ядро скользнуло по волнам с небольшим недолетом.
Тутнесколькочеловексхватились заканатыи снепостижимойбыстротой
повернулинашу"Сару".Кто-тоопрокинул бочонокрома, который стоялна
палубе,искатилегопоскорееза борт.Я, со своейстороны,поспешил
спуститьпиратскийфлаг, сорвал его ишвырнулвморе. Я самготовбыл
спрыгнутьвслед за ним,так меня испугали наша оплошностьи безначалие. А
Тийч побледнел как смертьи тотчас же сошел к себе в каюту. Только два раза
он показывалсяоттудавэтот день:оншелна корму и долгогляделна
королевскоесудно,котороевсееще виднелосьнагоризонте,неотступно
преследуя нас,а потомбезмолвно спускался к себе в каюту. Можносказать,
что ондезертировал, иесли бы не то обстоятельство, что у нас накорабле
был одиночень хороший моряк, и если быне ветер, благоприятствовавший нам
весь день, мы все, конечно, повисли бы на реях.
Тийч,должнобыть, чувствовалсебяуниженнымв глазахкоманды,и
способ, которым он попыталсяподнять свойпошатнувшийся авторитет, отлично
показывает,чтоонбылзачеловек.Наследующееутроизегокаюты
распространился запахжженой серыи послышались еговыкрики: "Ад! Ад!" На
корабле,по-видимому,знали,что это значит, и повсюдувоцарилось унылое
ожидание.Вскоре онпоявилсяна палубе, ив каком виде! Этобылосущее
чучело: лицо вымазаночем-то черным, волосы и бакенбарды завиты вколечки,
за поясом полно пистолетов. Он жевал стекло, так что кровь стекала у него по
подбородку, и потрясал кортиком. Не знаю, может быть, он перенял эти штуки у
индейцев Америки, откуда былродом, но только таков былего обычай и таким
образом он объявлял, что намерен совершить самые страшные злодейства. Первым
ему попался тот самый пират, который накануне спихнул за борт бочонокрома.
Он закололего ударом в сердце, кляня какмятежника; потом заплясал вокруг
трупа,беснуясьибожасьивызываянасвыходить нарасправу.