Но небо
сжалилось над нами, мы пристали к самойзаросли, выбрались на берег с нашим
драгоценнымгрузом и, не зная другого способа скрытьсвои следы (туман уже
начиналрассеиваться), затопили шлюпку. Едва успели мы скрыться в зарослях,
каквзошло солнце ив то же самое время с середины бухты раздалось громкое
"ура" моряков, и мы поняли, что "Сара" взята на абордаж.Позднее яслышал,
что захвативший ее офицер был щедронагражден, но, хотявыслеженбылнаш
корабльдействительномастерски,яполагаю,чтосамыйзахватегоне
потребовал особых трудов [21].
Я ещевозносил хвалы всем святым за свое спасение, когда понял, что из
огня мы попали в полымя. Мы высадились наугад в огромном непролазном болоте,
и найти тропу представлялосьтеперь делом неверным, утомительным и опасным.
Даттонсчитал,чтонам надодождаться отплытия судна ивыловитьсо дна
шлюпку. Любоепромедление,говорилон, разумнее, чемпопытка пробиваться
вслепую по этой трясине. Итак,мы вернулиськ берегубухты и, вглядываясь
сквозь частыезаросли, увидели,чтотуман окончательнорассеялся, что на
"Саре"подняткоролевскийфлаг,нонезаметноникакихприготовленийк
отплытию. Положение наше было крайне рискованным. Задержка на болоте грозила
болезнью: мытакстремились унести возможно больше добычи,чтопочтине
захватилиссобой провизии;ктому же,весьма желательно было как можно
скорее уйти от опасного соседстваи добраться до поселений раньше, чем туда
дойдет известиео захвате нашегокорабля. А против всех этих доводов можно
быловыставитьтолькорискованностьпутешествияпоболоту.Вполне
естественно, что мы решили пробиваться.
Наступила уже нестерпимая жара, когда мы пустились в путь через болото,
или, вернее, когда стали нащупывать этот путь по компасу. Даттон шел впереди
с компасом,акто-нибудьизнас троих несегочастьсокровищ. Надо ли
говорить, как зорко он следил за своим тылом, --ведь ему пришлось доверить
намвсе свое достояние. Заросли были непролазные,почва топкая, так что мы
то и дело увязали в нейи должны были обходить гиблое место, к тому же жара
стояла нестерпимая,нечем было дышать, и тучи москитов окружаликаждого из
нас.Частоотмечалось,наскольколучшеродовитыеджентльменывыносят
усталость,чемвыходцыизчерни.Известно,например,чтоофицеры,
принужденные месить грязь наравне со своими солдатами, посрамляютихсвоей
выдержкой. Так было и в этом случае: с одной стороныбыли Баллантрэ ия --
джентльмены родовитейших семей, ас другой --простой моряк Грэди, человек
богатырскоготелосложения. О Даттоне говоритьнеприходитсяэтот,нужно
признать,держалсяне хуженас[22].Чтокасается Грэди,то он вскоре
принялся оплакивать свою судьбу, плелся все время в хвосте, отказался в свой
череднестидобавочныйтюк,всевремяклянчилрома(которогоунас
оставалось слишком мало)и, наконец, даже стал грозитьпистолетом, требуя,
чтобы мыдали емуотдохнуть.
Конечно, Баллантрэсправился бы сним, но я
убедил его дать поблажку; мы сделали привал и подкрепились едой. Но и это не
помогло. Опять Грэди сразу же оказалсявхвосте,стеная и оплакиваясвой
жребий... Наконец, по собственной небрежности, он, должно быть, уклонился от
проложенныхнами следови попал в окно, затянутое травою.Преждечеммы
успели прийти к нему на помощь, он со страшным воплемпогрузился в хлябь, и
тут же она засосала его со всей его добычей.Его судьба и прежде всего этот
вопль потрясли нас до глубины души, но,вообще говоря, это было к лучшему и
способствовалонашемуспасению,потомучтоДаттонпослеэтогорешил
взобраться надерево,чтобыосмотретьместность.Егорадостный возглас
заставил именяподнятьсяк нему,ионпоказалмне возвышенность,по
которой, как он знал, проходила тропа.Теперь Даттоншел, отбросиввсякую
осторожность, и вскоре мы увидели, как у него увязлаодна нога; онвытащил
ее и снова увяз, уже обеими. Он повернул к нам побледневшее лицо.
-- Дайте руку, -- закричал он, -- я попал в трясину!
-- С чего это вы взяли, -- сказал Баллантрэ, не двигаясь с места.
Даттонразразился страшнымипроклятиями.Погрузившись ужепочтидо
пояса и выхватив пистолет, он крикнул:
-- Помогите мне! Или умрите, как собаки!
-- Ну, что вы, -- сказал Баллантрэ, -- я просто пошутил. Иду. Иду! -- И
он скинул свои тюк и тюк Даттона, который нес в свой черед. -- Не подходите,
если мы не позовем вас, -- сказал он мне и пошел один к увязнувшему Даттону.
Тот стоял, не двигаясь и все еще сжимая пистолет.Страшнобыло смотреть на
его искаженное ужасом лицо.
-- Ради бога! -- взмолился он. -- Будьте осторожны!
Баллантрэ подошел к нему вплотную.
-- Не двигайтесь, -- сказал он и потом, подумав: -- Протяните обе руки.
Даттонотложил пистолет; вокругнегобылотактопко, чтопистолет
сейчас же погрузилсяи исчез. С проклятиями Даттон потянулсяк нему, чтобы
подхватить, и, воспользовавшись тем, что оннагнулся, Баллантрэвонзил ему
кинжалмеждулопаток.Даттонвзмахнулруками,толиот боли,толи
защищаясь, и через мгновение, согнувшись, ткнулся лицом в тину.
Баллантрэ тоже увяз уже почти по колено, но ему удалось выбраться, и он
вернулся ко мне. Видя, как я дрожу, он сказал:
--Однако,чертвасподери,Фрэнсис,вы,какявижу,попросту
малодушны.Ведьэто лишьзаконноевоздаяниепирату. Вот мыи стряхнули
последние отрепья "Сары". Кто теперь может обличить нас в соучастии?
Яуверялего,чтооннеправильносудитобомне, но моечувство
гуманностибыло настолько потрясенобесчеловечностью егопоступка,что у
меня дух перехватывало и я едва мог говорить.
-- Право,надобыть решительнее, -- сказал он. -- Даттон показал, где
проходиттропа,начто оннамбольшенужен?Выдолжны признать,что
непростительно было бы упустить такой случай.