-- Азатем онзапнулся,как
человек, не знающий, что сказать.
-- Все это так, -- сказал я, -- но нам-то от этого будет мало доброго.
-- Само собой, у вас на этот счет может быть свое мнение, почтеннейший.
К этому времени мы уже дошли до бухточки, где его ожидала шлюпка.
-- Так вот, -- сказал он.-- Конечно, я перед вами в долгу за всю вашу
любезность, мистер, как бишь вас там, и просто на прощание ипотому, что вы
проявляете в этом деле такую проницательность изаинтересованность, я укажу
вамнаоднообстоятельство,котороенебезынтереснобудетзнатьвашим
господам. Мне сдается, что друг мой упустил из виду сообщить им, что из всех
изгнанников в Парижеонпользуетсясамым большим пособием из Шотландского
фонда [25], и это тем большее безобразие,сэр, -- выкрикнул разгорячившийся
полковник, -- что для меня у них не нашлось ни одного пенни!
При этом он вызывающе сдвинул шляпу набекрень, как будто я был в ответе
за эту, несправедливость; затем снова напустил на себя надменную любезность,
пожалмне руку ипошел кшлюпке, неся подмышкойсвертокс деньгамии
насвистывая чувствительную песню "Shule Aroon" [26].
Тогда-тоя впервыйраз услышалэту песню;мнеещесужденобыло
услышать и слова инапев, но уже тогдазапомнился куплет изнее,который
звучалуменявголовеипосле того,какконтрабандистызашипели на
полковника: "Тише вы, черт вас подери!" -- и все заглушил скрип уключин, а я
стоял,смотря, какзанималась зарянадморемишлюпкаприближаласьк
люггеру, поставившему паруса в ожидании отплытия.
Брешь,пробитая внаших финансах, принесланаммного затруднений и,
междупрочим, заставила меня отправиться в Эдинбург. Здесь,для того чтобы
как-нибудь покрыть прежнийзаем, я должен был на оченьневыгодных условиях
переписать векселя и для этого на три недели отлучился из Дэррисдира.
Некому было рассказать мне, что происходило там в мое отсутствие, но по
приезде янашел, чтоповедениемиссис Генрисильно изменилось. Описанные
мноюбеседы с милордом прекратились, к мужу она относиласьмягче и подолгу
нянчиласьсмисс Кэтрин.Выможете предположить,что перемена этабыла
приятнамистеру Генри. Ничуть не бывало! Наоборот, каждый знакее внимания
только уязвлял его ислужил новым доказательством ее затаенных мечтаний. До
техпор,покаБаллантрэсчитался умершим,онагордилась верностьюего
памяти, теперь, когда стало известно, что он жив, она должнабыла стыдиться
этого, что и вызвало перемену в ее поведении. Мне незачем скрывать правду, и
я скажу начистоту, что, может быть, никогда мистер Генри не показывал себя с
такой плохой стороны, как в эти дни. На людях он сдерживался, но видно было,
чтовнутри у него все кипит. Сомной,откоторого ему недлячего было
скрываться, он бывал часто несправедливи резок и дажепо отношению к жене
позволялсебеиногдаколкоезамечание:то,когдаоназадевалаего
какой-нибудьнепрошеной нежностью, тобез всякого видимогоповода, просто
давая выход скрытому и подавленному раздражению.
Когда он так забывался (что
совсем не было в его привычках), это сразу отражалось на всех нас, а оба они
глядели друг на друга с какимто сокрушенным изумлением.
Вредя себе этимивспышками, онеще большевредил себе молчаливостью,
которую с одинаковымоснованием можно было приписать как великодушию, так и
гордости.Контрабандисты приводили все новых гонцов от Баллантрэ, и ни один
из них неуходил спустымируками. Яне осмеливался споритьсмистером
Генри: он давалвсе требуемое вприпадкеблагородной ярости. Можетбыть,
сознаваяза собойприродную склонность кбережливости, он находилособое
наслаждение в безогляднойщедрости,с которойвыполнялтребования своего
брата.Положениебылонастольколожное,что,пожалуй,заставилобы
действовать так и более скромногочеловека. Но хозяйство наше стонало (если
можно таквыразиться) под этим непосильным бременем, мы без конца урезывали
нашитекущие расходы, конюшни наши пустели, вних оставались только четыре
верховыелошади;слуги были почтивсерассчитаны,чтовызвалосильное
недовольство во всей округе и только подогревало старую неприязнь кмистеру
Генри. Наконец была отменена и традиционная ежегодная поездка в Эдинбург.
Случилось это в 1756 году. Выне должнызабывать, чтоцелых семь лет
этот кровопийцатянул все соки из Дэррисдира и что все это время патрон мой
хранилмолчание.Баллантрэс дьявольскойхитростьювсе своитребования
направлял кмистеру Генрии никогдане писални слова обэтоммилорду.
Семья,ничегонепонимая,дивиласьнашей экономии.Безсомнения,они
сетовали на то,чтопатрон мойстал таким скупцом--порок,вовсяком
достойный сожаления,но особенно отвратительный в молодом человеке, аведь
мистеру Генри не было еще и тридцати лет. Но он смолоду вел дела Дэррисдира,
идомашние переносили непонятные перемены все с тем же горделивым и горьким
молчанием, вплоть до случая с поездкой в Эдинбург.
Кэтомувремени, какмнеказалось,патрон мойиегоженавовсе
пересталивидеться, кроме как застолом.Непосредственно после извещения,
привезенного полковником Бэрком, миссис Генри сильно измениласьклучшему:
можносказать,чтоонапробоваларобкоухаживатьзасвоимсупругом,
отказавшись от прежнего равнодушия и невнимания.Яне мог порицать мистера
Генри за его отпор всем этим авансам, не мог ставить супруге в вину то,что
она былауязвлена замкнутостьюмужа.Нов результатепоследовало полное
отчуждение,так что(как я уже говорил) они редко разговаривали, кроме как
за столом. Даже вопрос о поездке в Эдинбург впервые был поднятза обедом, и
случилось, чтов этот деньмиссисГенри была нездороваи раздражительна.
Едва она поняла намерения супруга, как румянец залил ее щеки.
-- Ну, нет! -- закричала она. -- Это уж слишком!
Видитбог, не много радости приносит мне жизнь, атеперь я должна еще
лишатьсебямоего единственного утешения! Порапокончить сэтой позорной
скупостью, мы итакужесталипритчей воязыцехи позорищемвглазах
соседей.