-- Это уж слишком!
Видитбог, не много радости приносит мне жизнь, атеперь я должна еще
лишатьсебямоего единственного утешения! Порапокончить сэтой позорной
скупостью, мы итакужесталипритчей воязыцехи позорищемвглазах
соседей. От этого впору с ума сойти, и я этого не потерплю!
-- Это нам не по средствам, -- сказал мистер Генри.
-- Не посредствам! -- закричала она -- Стыдитесь! И потом у меня ведь
есть свои средства!
-- По брачномуконтракту онипринадлежат мне, сударыня, -- огрызнулся
он и тотчас вышел из комнаты.
Старый лордвозделруки к небу,и оба они сдочкой,уединившисьу
камина, ясно намекали мне, что я лишний. Я нашел мистера Генри в его обычном
убежище--вконторе.Онсиделнакраюстола иугрюмо тыкалв него
перочинным ножом.
-- Мистер Генри, -- сказал я. -- Вы слишком несправедливыпо отношению
к себе, и пора это кончить.
-- А!--закричал он. --Кому яздесь нужен? Для нихэто в порядке
вещей. У меня позорные наклонности. Яскаредныйпес! -- И он воткнул нож в
деревопосамую рукоятку. -- Но я покажуэтому негодяю,-- закричал он с
проклятием, -- я покажу ему, кто из нас великодушнее!
-- Да это не великодушие, -- сказал я. -- Это просто гордыня.
-- В поучениях ваших я не нуждаюсь! -- отрезал он.
Яполагал, что он нуждаетсяв помощи и что я должен оказать ее, хочет
он того илине хочет, поэтому кактолько миссисГенри удалилась к себев
комнату, я постучался к ней и попросил принять меня.
Она не скрыла своего удивления.
-- Что вам от меня нужно, мистер Маккеллар? -- спросила она.
--Бог свидетель,сударыня, --сказал я, -- что я никогда не докучал
вам своими вольностями, но сейчас слишком велик груз на моейсовести, чтобы
я могпромолчать. Можно ли быть такими слепцами, какими показали себя выс
милордом?Жить все этигоды стаким благородным джентльменом,как мистер
Генри, и так плохо разбираться в его характере!
-- Что это значит? -- вскричала она.
-- Да знаете ли вы, куда идутвсеегоденьги? Его,и ваши, и все те
деньги, которые скоплены на вине, в котором он себе отказывает за столом? --
продолжал я. -- В Париж! Этому человеку! Восемь тысяч фунтовполучилон от
нас за эти семь лет, и мой патрон имеет глупость хранить это в тайне!
--Восемьтысячфунтов!-- повторила она.-- Этоневозможно! Наше
поместье не может дать столько...
-- Один бог знает, как выжимали мы каждый фартинг, чтобы сколотитьэти
деньги, -- сказал я.-- Но как бы то нибыло,нами послановосемьтысяч
шестьдесятфунтови сколько-то шиллингов.И если послеэтого выстанете
считать моего хозяина скупцом, я не скажу больше ни слова.
-- Вамине надо больше ничего говорить, мистер Маккеллар, -- сказала
она. -- Вы поступили вполне правильно в том, что с присущей вам выдержкой вы
назваливольностью.
-- Вы поступили вполне правильно в том, что с присущей вам выдержкой вы
назваливольностью. Я достойна порицания,вы,должно быть, считаетеменя
весьма невнимательной супругой (она поглядела на меня со странной усмешкой),
но я все этосейчас же исправлю.Баллантрэ всегдабылочень беззаботного
нрава, но сердце унего превосходное,он воплощенноевеликодушие.Я сама
напишуему.Выпредставитьсебенеможете,какогорчилименясвоим
сообщением!
-- А янадеялся угодить вам, сударыня, -- сказал я, внутренне негодуя,
что она не перестает думать о Баллантрэ.
-- И угодили, -- сказала она. -- Конечно, вы угодили мне.
Втотжедень(небудускрывать,чтоязанимиследил)яс
удовлетворением увидел, как мистерГенривыходит из комнаты своей женына
себя не похожий. Лицо его было заплакано, и все же он словно не шел, а летел
по воздуху. По этому я заключил, чтоженас ним объяснилась. "Ну, -- думал
я, -- сегодня я сделал доброе дело!"
Надругоеутро, когда я сидел законторскимикнигами, мистер Генри,
неслышно войдя в комнату, взял меня за плечи и потряс с шутливой лаской.
-- Да вам, я вижу, нельзя доверять, Маккеллар, -- сказал он и больше не
прибавил ни слова, но в тоне его было заключено как раз обратное.
И я добился большего. Когда от Баллантрэ явилсяследующий гонец(чего
не пришлось долго ожидать), он увез ссобой толькописьмо. С некоторых пор
все эти сношения были возложены на меня. Мистер Генри не писал ни слова, а я
ограничивался самыми сухимииформальнымивыражениями. Но этого письмая
дажене видел.Едвалионодоставило владетелюБаллантрэ удовольствие,
потомучто теперь мистерГенри сознавал поддержку жены ив деньотправки
письма был в очень хорошем расположении духа.
Семейные дела шли лучше, хотя нельзя было сказать, что они идут хорошо.
Теперь по крайней мере не былонепонимания, и со всех сторон восстановилось
доброжелательство.Ядумаю,что мойпатрониего жена моглибы вполне
примириться, еслибы он мог спрятать в карман свою гордыню, а онамогла бы
забыть(в этомбыло основное) свои мечтыо другом. Удивительное дело, как
сказываются вовсем самые затаенные мысли; для меня и посейчас удивительно,
как покорномыследовализаизменениями ее чувств. Хотя теперьона была
спокойнаиобращалась со всеми ровно,мы всегда чувствовали, когда мыслью
онабыла вПариже. Как будторазоблачениямои не должны былиопрокинуть
этогоидола!Ночтоподелаешь! Каждойженщиной владеет дьявол:столько
прошлолет, ниодной встречи, ни даже воспоминаний о его чувстве, которого
не было, уверенность, что он умер, а потом раскрывшаясяей бессердечная его
алчность, --все этонепомогало,ито, что она лелеяла всвоем сердце
именно этого негодяя, способно было взбесить всякого порядочного человека. Я
никогда не питал особой склонности к любовным чувствам,а этабезрассудная
страсть жены моего хозяина вконец отвратиламеня от подобных дел.