Порабыло
возвращаться, но в тот день мною владело такое беспокойство, что я пробрался
сквозь заросли к мысуКрэг. Солнце уже село,нона западе небоещебыло
светлое,и я мог разглядетьконтрабандистов, затаптывающих свой сигнальный
костер на Россе, а в бухте -- люггер субранными парусами.Он явнотолько
что бросил якорь, но уже спущена была шлюпка, которая приближалась к причалу
возле густого кустарника. Все это, как я знал, могло означать только одно --
прибытие гонца в Дэррисдир.
Я отбросил всесвои страхи, спустился по крутому обрыву, на что раньше
никогда не отваживался, и спрятался в кустарнике, как раз в ту минуту, когда
шлюпкапричалилакберегу. Зарулем сиделсамкапитанКрэйл--вещь
необычная;рядомс нимсидел пассажир; а гребцам приходилосьтрудно: так
завалена была шлюпка саквояжами исумками,большими ималыми. Но выгрузку
провели быстро и умело, багаж сложили на берегу, шлюпка повернула к люггеру,
апассажиросталсяодиннаприбрежной скале. Это былвысокийстройный
мужчина, одетый во все черное, при шпаге истростью в руке. Ею он помахал
капитану Крэйлужестом грациозным, но и насмешливым, который запомнился мне
навсегда.
Лишь только отчалила шлюпка с моимизаклятыми врагами, я, собравшись с
духом,выбрался из кустарникаитут вновьостановился,разрываясь между
естественным недоверием и смутным предчувствиемистины. Так я, должно быть,
ипростоял быв нерешимости всю ночь, еслибы,обернувшись,приезжий не
разгляделменя в дымке сгущавшегося тумана. Он помахал мне рукой и крикнул,
чтобы я приблизился. Я повиновался ему с тяжелым сердцем.
-- Послушайте, милейший, -- сказал он чистым английским говором, -- вот
тут кое-какая кладь для Дэррисдира.
Я приблизился настолько, чтомог теперь рассмотреть его: хорошо сложен
и красив, смугл, худощав и высок, с быстрым,живымвзглядом черных глаз, с
осанкой человека,привыкшего сражаться икомандовать; нащеке у него была
родинка,нисколькоего небезобразившая,на пальцесверкалперстеньс
крупным бриллиантом.Черное его платьебыломодного французскогопокроя;
кружева у запястья несколькодлиннееобычного и превосходной работы, и тем
удивительнее было видеть такой наряду человека, только что высадившегося с
грязноголюггера контрабандистов. К этому времени и он пригляделсяко мне,
пронизывая меня своим острым взглядом, потом улыбнулся.
-- Бьюсь об заклад, мой друг, -- сказал он, -- что я знаю и ваше имяи
даже прозвище. По вашему почерку, мистер Маккеллар, я предвидел именно такое
платье.
Услышав это, я весь задрожал.
-- О, -- сказалон, -- вам нечегоменябояться. Яне в претензии за
вашискучныеписьма и намереваюсь нагрузить вас рядом поручений. Называйте
меня мистером Балли, я принял это имя, или, вернее (поскольку я имею делос
таким педантом, как вы), сократил мое собственное. Теперь возьмите это и вот
это, -- он указална двасаквояжа, -- их-товы,я надеюсь,донесете,а
остальное может подождать. Ну же, не теряйте времени даром!
Тон его был так резок и повелителен, что я инстинктивно повиновался, не
всилахсобратьсясмыслями.
Теперь возьмите это и вот
это, -- он указална двасаквояжа, -- их-товы,я надеюсь,донесете,а
остальное может подождать. Ну же, не теряйте времени даром!
Тон его был так резок и повелителен, что я инстинктивно повиновался, не
всилахсобратьсясмыслями.Не успеля поднять егосаквояжей, как он
повернулся ко мнеспинойи зашагал по дорожке, уже погруженнойв полутьму
густойтени вечнозеленогокустарника.Яследовалзаним,сгибаясь под
тяжестью своей ноши и почти не сознавая ее, -- так ужасала меня чудовищность
этого возвращения и так беспорядочно неслись мои мысли.
Внезапнояостановилсяиопустилна землю саквояжи. Он обернулся и
посмотрел на меня.
-- Ну? -- спросил он.
-- Вы владетель Баллантрэ?
-- Вы должныпочести признать, -- сказалон,-- чтоя неиграл в
прятки с проницательным мистером Маккелларом.
-- Воимя бога! -- закричал я. -- Что привело вас сюда?Уходите, пока
еще не поздно.
-- Благодарю вас, -- отозвался он. -- Выбор сделан вашим хозяином, а не
мной,ну,а колитак, то,значит,он(ивы тоже)должныотвечать за
последствия. А теперьподнимите-ка моивещи,которые выопустили в самую
лужу, и впредь занимайтесь тем делом, на которое я вас поставил.
Но теперь я уже не думал о послушании, я подошел к нему вплотную.
-- Если ничтоне может побудить вас повернутьназад,-- сказал я, --
хотя, принимая во внимание все обстоятельства, каждый христианин или хотя бы
джентльмен не решился бы идти вперед.
-- Какие восхитительные обороты! -- прервал он меня.
-- Если ничто не может побудить вас повернуть назад, -- продолжал я, --
то всеже должнособлюдать приличия. Подождите здесь с вашим багажом, ая
пойду вперед и подготовлю вашу семью. Отец ваш в преклонныхлетах,и... --
тут я запнулся -- ...должно же соблюдать приличия.
-- Ого, -- сказал он. -- Ай да Маккеллар! Он выигрываетприближайшем
знакомстве. Но только имейте в виду, милейший, раз навсегда зарубите себе на
носу: не тратьте на меня своего красноречия, меня вы с дороги не своротите!
-- Вот как? -- сказал я. -- Ну, это мы посмотрим!
И, круто повернувшись, я направился по дорогев Дэррисдир. Онпытался
менязадержатьи что-то сердитокричал,апотом,какмнепоказалось,
засмеялся.Ондажепробовал догнатьменя,но,должнобыть,сейчас же
отказался отэтого намерения. Вовсяком случае,черезнесколько минутя
добежал до дверейдома, полузадохшийся, но без спутника. Я взбежал прямо по
лестнице в залу и, очутившись перед всей семьей, не мог произнести ни слова.
Но, должно быть, вид мой сказалим достаточно, потому что все они поднялись
с мест и уставились на меня, как на привидение.
-- Он приехал, -- выговорил я наконец.
-- Он? -- спросил мистер Генри.
-- Он самый, -- сказал я.
--Мойсын?--воскликнулмилорд.