-- Сэр, -- сказал я не без внутренней дрожи, -- ваши грязные делишки вы
можете распутывать сами.
Не говоря ни слова, он покинул комнату.
Вскоре появился мистер Генри.
--Вотеще новости! -- закричал он.-- Мало мне унижений, так вы еще
подбавляете? Вы что же это -- оскорбили мистера Балли?
-- С вашего соизволения, мистер Генри, осмелюсь возразить,что этоон
оскорбилменя,ипритом весьмагрубо, -- сказаля. -- Но возможно, что,
отвечая, я упустил из виду ваше положение. И когда вы узнаете обстоятельства
дела, дорогой патрон,вамдостаточносказать лишь слово. Ради вас я готов
повиноваться ему во всем идаже, да простит мне бог, взять грех на душу, --
и затем я рассказал ему, как было дело.
Мистер Генри усмехнулся, и более сумрачной усмешки я еще не видывал.
-- Выпоступилиправильно, --сказал он. -- Пусть пьетсвоюДжесси
Браун до дна. -- И, заметив брата на дворе, он открыл окнои, окликнув его,
пригласил зайти в комнату переговорить.
-- Джеме, -- сказал он, когда нашмучитель вошел изатворилза собой
дверь, глядя на меняс торжествующей улыбкой в ожидании, что я буду унижен.
--Джеме,тыпришел комне сжалобой на мистераМаккеллара,которую я
расследовал. Надоли говорить, что его словам я всегдаповерю больше,чем
твоим; мы тут одни, и я могу брать пример с твоей собственной откровенности.
МистерМаккеллар -- джентльмен, которым я дорожу; и потрудись, покаживешь
под этой кровлей, не вступать более в ссору с тем, кого я буду поддерживать,
чего бы это ни стоило мне и моей семье. Ачто касается поручения, с которым
тыкнему обратился, тысамдолженразделыватьсяс последствиями своей
жестокости, иниодиниз моихслугнивкоемслучае недолженбыть
помощником в этом деле.
-- Слуг моего отца, не так ли? -- сказал Баллантрэ,
-- Иди к нему с этим сам, -- сказал мистер Генри.
Баллантрэ весь побелел. Он указал на меня пальцем.
-- Я требую, чтобы этот человек был уволен.
-- Этого не будет! -- сказал мистер Генри.
-- Ты за это дорого заплатишь! -- прошипел Баллантрэ.
-- Яуже так многозаплатил запреступлениябрата, -- сказал мистер
Генри, -- что я полный банкрот, даже по части страха. Да на мне живого места
нет, по которому ты мог бы ударить!
-- Ну, об этомты скоро узнаешь, -- сказалБаллантрэ и выскользнул из
комнаты.
-- Что он теперь затеет, Маккеллар! -- воскликнул мистер Генри.
-- Отпустите меня, -- сказал я.-- Дорогой мой патрон, отпустите меня;
я послужу причиной новых несчастий.
-- Вы хотите оставить меня совсем одного? -- сказал он.
Намскоро сталоясно, какой новый подкоп готовит Баллантрэ. Вплоть до
этого дня он вел по отношению к миссис Генриочень сдержанную игру. Он явно
избегал оставаться сней наедине,что в то времяказалось мне соблюдением
приличий, а теперьпредставляетсяковарным маневром; он встречался сней,
по-видимому, только за столом и вел себя при встречах, как подобает любящему
брату.
Вплоть доэтого дня он, можносказать, не становился открытомежду
мистером Генри иегоженой, если не считать того, что выставлялперед ней
мужа в самом неприглядном свете. Теперь все изменилось; но потому ли, что он
действительно мстил, или же, скучая в Дэррисдире,просто искал развлечения,
про то один дьявол ведает.
Вовсякомслучае, с этого дня началась осадамиссис Генри, ипритом
стольискусная,чтоедвали онасама что-либозамечала,асупругее
принужден былоставатьсямолчаливым свидетелем. Первая линияапрошей [29]
былазаложенакакбы невзначай.Однажды разговор, Какэто часто бывало,
зашел об изгнанниках во Франции, а затем коснулся их песен.
-- Если вас это интересует, -- сказал Баллантрэ, -- я расскажу вампро
одну песню, которая меня всегда трогала. Слова ее грубоваты, номеня, может
быть, именнов моем положении,оназадевала за самоесердце.Должен вам
сказать,что поется онаот лица возлюбленной изгнанника, и выражена в ней,
может быть, нестолько правда о том, что она думает, сколько надежда и вера
бедняги там, в далеком изгнании.
Тут Баллантрэ вздохнул:
--И какое же это трогательное зрелище, когда десяток грубых ирландцев
в караульной затянут ее и по слезам, катящимся из их глаз, видно, как она их
пробирает! А поется она воткак,милорд,--сказалон,весьмаискусно
втягиваяв разговор отца. -- Но если я несмогу допетьее, то знайте, что
это часто бывает у нас, изгнанников. -- И он запелна тот же мотив, который
насвистывал в свое время полковник.
Словапесни,действительнонепритязательные,оченьтрогательно
передавалитоскубеднойдевушкипосвоему далекому возлюбленному;один
куплет до сих пор звучит у меня в ушах:
На красную юбку сменю я тартан [30]
И с малюткой моим по дорогам цыган
Буду бродить, пока из тех стран
Не воротится Вилли мой!
Онпелискусно, но ещеискуснееиграл. Явидел знаменитых актеров,
которыезаставлялиплакатьвесьЭдинбургскийтеатр,--на этостоило
поглядеть; но надо было видеть Баллантрэ, когда,исполняя эту неприхотливую
балладу, он как бы играл душами своих слушателей, то делая вид, что близок к
обмороку, то как бы подавляя свои чувства. Слова и музыкабудто сами лились
изего сердца, порожденные егособственнымпрошлым, иобращеныони были
прямокмиссис Генри. Искусство его этимне ограничивалось: намек был так
тонок,чтоникто несмог бы упрекнуть егов предумышленности, --онне
только не выставлял напоказ своих чувств, но можно былопоклясться,что он
всеми силами их сдерживает.
Когдаон кончил,все мы с минуту сиделив молчании; времяон выбрал
вечернее, так что в сумерках никто из нас не видел лица дажесвоего соседа,
показалось, что всезатаилидыхание,толькостарый милордоткашлялся.
Первымпошевелился сампевец:онвнезапно,но мягко поднялся с места и,
отойдя в дальний конец залы, сталнеслышно расхаживатьтам взад ивперед,
как это,бывало,делал мистер Генри.