У прохожихпар валил изо рта,большойкамин в зале
был доверху загружен дровами, ранние птицы, которые уже добрались и до наших
суровыхкраев,теперьжалиськокнам илипрыгали, какпотерянные,по
замерзшей земле. К полудню проглянуло солнце и осветило по-зимнему красивые,
покрытые снегом холмы и леса, люггер Крэйла, ожидавший ветраза мысом Крэг,
и столбы дыма, поднимавшиеся прямо к небуиз каждой трубы. К ночи сгустился
туман, стало темноитихои неимовернохолодно:ночьнепо-февральски
беззвездная, ночь для невероятных событий.
Миссис Генрипокинуланас, как этотеперь вошло у нее в обыкновение,
оченьрано.Снекоторых пормы проводили вечера за картами, --еще одно
свидетельствотого, какскучал в Дэррисдиренаш приезжий.Вскоремилорд
оставилсвоеместо укаминаи, не сказавни слова, пошелсогреваться в
постели. Прочих оставшихся не связывали ни любовь, ниучтивость,и ни один
из насминуты не просидел бы ради другого, новсилупривычкии так как
карты былитолько чтосданы, мы от нечего делать сталидоигрывать партию.
Нужно отметить, что засиделись мыдопоздна и хотя милорд ушел к себе раньше
обычного, но уже пробило полночь и слуги давно спали. И скажу еще,что хотя
я никогданезамечал в Баллантрэ приверженности к вину, на этот раз он пил
неумеренно и был, вероятно (хотя и не показывал этого), немного пьян.
Во всяком случае, он разыграл одну из своих метаморфоз: не успела дверь
затвориться замилордом, какон без малейшего измененияголоса перешел от
обычного вежливого разговора к потоку оскорблений.
-- Мой дорогой Генри,тебе играть, -- только что говорил он,а теперь
продолжал: --Удивительное дело,как даже втакой мелочи,каккарты, ты
обнаруживаешьсвоюнеотесанность.Тыиграешь,Иаков,каккакая-нибудь
деревенщина или матросвтаверне.Та же тупость, та жемелкаяжадность,
cettelenteurd'hebete qui me faitrager![32] -- привел менябог иметь
такого брата! Даже почтенный квакер и тот слегка оживляется, когда опасность
угрожает его ставке, но играть с тобой -- это невыразимая скука.
Мистер Генри продолжалсмотреть в карты,как бы обдумывая ход,но на
самом деле мысли его были далеко.
-- Боже правый, да когда же этомупридет конец? -- закричал Баллантрэ.
-- Quellourdeau!Но к чему ярасточаю перед тобой французские выражения,
которые все равно непонятны такому невежде. Un lourdeau, мой дорогой братец,
означаетувалень, олух, деревенщина, человек,лишенныйграции,легкости,
живости,умения нравиться,природного блеска,--словом,именнотакой,
какого ты при желании увидишь, поглядевшись в зеркало. Я говорю тебе все это
ради твоейжепользы,ну,а крометого,милейшийквакер(при этом он
поглядел наменя,подавляя зевок), одно из моих развлечений в этой скучной
дыре-- поджаривать васс вашимхозяином на медленном огне. Вы, например,
неизменнодоставляетемне удовольствие, потомучто всякийраз корчитесь,
когдаслышите своепрозвище (какононибезобидно).
Иноедело --мой
бесценныйбратец,которыйвот-вот заснет надсвоими картами.Аэпитет,
которыйятебе толькочтообъяснил,дорогойГенри, может быть применен
гораздо шире. Яэтотебе сейчасрастолкую. Вот,например, при всех твоих
великих достоинствах,-- ихя радвтебепризнать, -- я все жене знал
женщины, котораянепредпочла быменяи, какя полагаю, -- закончилон
вкрадчиво и словно обдумывая своислова, -- как я полагаю, не продолжала бы
оказывать мне предпочтение.
Мистер Генри отложил карты. Он медленно поднялсяна ноги,и все время
казалось, что он погружен в раздумье.
-- Трус! -- сказал он негромко, как будто самому себе. И потом не спеша
и без особого ожесточения ударил Баллантрэ по лицу.
Баллантрэвскочил,весьпреобразившись,яникогданевиделего
красивее.
-- Пощечина! -- закричал он. -- Я не снес бы пощечины от самого господа
бога!
-- Потише, --сказал мистерГенри.-- Ты что же,хочешь, чтобы отец
снова за тебя вступился?
-- Господа, господа! -- кричал я, стараясь их разнять.
Баллантрэсхватил меня заплечои,не отпуская,снова обратилсяк
брату:
-- Ты знаешь, что это значит?
--Это был самый обдуманный поступок в моей жизни,-- отвечалмистер
Генри.
-- Ты кровью, кровью смоешь это! -- сказал Баллантрэ.
-- Дай бог, чтобы твоей, -- сказал мистер Генри.
Онподошел к стенеиснял две обнаженные рапиры,которые висели там
среди прочего оружия. Держа за концы, он протянул их Баллантрэ.
-- Маккеллар, присмотрите, чтобы все было поправилам, -- обратился ко
мне мистер Генри. -- Я считаю, что это необходимо.
--Тебе незачемпродолжать оскорбления. --Баллантрэ, не глядя, взял
одну из рапир. -- Я ненавидел тебя всю жизнь!
-- Отец только чтолег, -- напомнилмистер Генри.-- Намнадоуйти
куда-нибудь подальше от дома.
-- В длинной аллее, чего же лучше, -- сказал Баллантрэ.
--Господа!--сказал я. -- Постыдитесь!Высыновьяодной матери.
Неужели вы станете отнимать друг у друга жизнь, которую она вам дала?
-- Вот именно, Маккеллар, -- сказал мистерГенри с тем же невозмутимым
спокойствием, которое он все время обнаруживал.
-- Я этого не допущу, -- сказал я.
И тут пятнолегло на всю мою жизнь.Не успел я сказать этих слов, как
Баллантрэ приставилостриесвоей рапирык моей груди.Явидел, как свет
струился по лезвию, и, всплеснув руками, повалился перед ним на колени.
-- Нет, нет! -- закричал я, словно малое дитя.
-- Ну, он нам теперь непомеха, -- сказал Баллантрэ. -- Хорошо иметь в
доме труса!
-- Намнуженбудет свет, -- сказал мистерГенри, как будтоничто не
прерывало их разговора.