-- Я и не думаю оскорблять ее! -- воскликнул я. -- Нев этом дело. Эти
слова были обращенывмоемприсутствии к мистеру Генри; и есливам этого
недостаточно, -- вскоребылисказаны идругие: "Ваша жена, которая в меня
влюблена".
-- Они поссорились? -- спросил он.
Я кивнул.
-- Надоскорейпойтикним,-- сказалон,сноваприподнимаясь в
постели.
-- Нет, нет! -- вскричал я, простирая руки.
-- Мне лучше знать, -- сказал он. -- Это опасные слова.
-- Неужели вы и теперь не понимаете, милорд? -- спросил я.
Он взглядом вопрошал меня о правде.
Я бросился на колени перед его кроватью.
-- О милорд! Подумайтеотом,кто у вас остался; подумайтео бедном
грешнике,которого вы зачали и которогожена ваша родила вам,которого ни
один из насне поддержал в трудную минуту; подумайте о нем, а не о себе; он
ведь выносит все один-- подумайте о нем! Это врата печали, Христовы врата,
господни врата, иони отверсты. Подумайте о нем, как он о вас подумал: "Кто
скажет об этом старику?" -- вот его слова. Вот для чего я пришел, вот почему
я здесь и на коленях вас умоляю!
--Пустите, дайте мне встать! -- крикнул он, оттолкнув меня,и раньше
моего уже был на ногах. Его голос дрожал, как полощущийся парус, ноговорил
он внятно, лицо его было бело как снег, но взгляд тверд и глаза сухи.
-- Слишком много слов!" -- сказал он. -- Где это произошло?
-- В аллее.
-- И мистер Генри?.. -- спросил он.
Когда я ответил, старое лицо его покрылось морщинами раздумья.
-- А мистер Джеме?
-- Я оставил его тело на поляне со свечами.
--Со свечами? -- закричал он, быстро подбежал к окну, распахнул его и
стал вглядываться в темноту. -- Их могут увидеть с дороги.
-- Но кто же ходит там в такой час? -- возразил я.
-- Все равно, -- сказал он. -- Чего не бывает! Слушайте!-- воскликнул
он. -- Что это?
С бухты слышны были осторожные всплески весел, и я сказал ему об этом.
-- Контрабандисты, -- сказалмилорд. -- Бегите сейчас же, Маккеллар, и
потушитеэти свечи.Темвременем яоденусь,икогда вывернетесь,мы
обсудим, что делать дальше.
Ощупью яспустилсявнизи вышел. Свет в аллее виденбыл издалека, в
такую темную ночь его можно было заметить за много миль, и ягорько сетовал
насебязатакуюнеосторожность, особеннокогдадостигцели.Один из
подсвечников был опрокинут, и свечка погасла. Но другая горела ярко, освещая
широкий круг мерзлой земли. Среди окружающей черноты всев освещенном кругу
выделялось резче,чем даже днем. Посрединебылокровавоепятно;немного
дальше--рапирамистераГенри ссеребряной рукояткой, но нигде никаких
следов тела.Я стоял каквкопанный,и сердце у меня колотилось,а волосы
всталина голове, --такнеобычно былото, что я видел, такгрозны были
страхи и предчувствия.
Я стоял каквкопанный,и сердце у меня колотилось,а волосы
всталина голове, --такнеобычно былото, что я видел, такгрозны были
страхи и предчувствия. Напрасно я озирался: почва так заледенела, что на ней
не осталось следов. Я стоял исмотрел, пока вушах уменя не зашумело,а
ночь вокруг менябылабезмолвна, как пустая церковь, -- ни одного всплеска
на берегу;казалось, что упадисейчас лист, это слышнобылобывовсем
графстве.
Я задул свечу, ивокруг сгустилась тьма; словно толпы врагов обступили
меня, ия пошел обратнокдому, то идело оглядываясь идрожа от мнимых
страхов.Вдверях навстречумнедвинулась какая-тотень,и ячутьне
вскрикнул от ужаса, не узнав миссис Генри.
-- Вы сказали ему? -- спросила она.
-- Он и послал меня, -- ответил я. -- Но его нет. Почему вы здесь?
-- Кого нет? Кого это нет?
-- Тела, -- сказал я. -- Почему вы не с вашим супругом?
-- Нет? -- повторила она. -- Да вы не нашли его! Пойдемте туда.
-- Там теперь темно. Я боюсь.
-- Я хорошо вижув темноте. Я стояла тут долго, очень долго. Дайте мне
руку.
Рука об руку мы вернулись по аллее к роковому месту.
-- Берегитесь! Здесь кровь! -- предупредил я.
-- Кровь! -- воскликнула она и отпрянула от меня.
-- По крайней мере, должна быть, -- сказал я. -- Но я ничего не вижу.
-- Нет, -- сказала она. -- Ничего нет. А вам все это не приснилось?
-- О, если бы это было так! -- воскликнул я.
Она заметила рапиру, подняла ее, потом,почувствовав кровь,выпустила
из рук.
-- Ах! -- воскликнула она. -- Но потом, с новым приливоммужества,во
второй разподняла ее и по самую рукоять воткнула в землю. -- Я возьму ее и
очищу, -- сказала онаи снова стала озиратьсяпо сторонам.--Но,может
быть, он не мертв? -- спросила она.
-- Сердце не билось, -- сказаля и, вспомнив, добавил: -- Но почему вы
не с вашим супругом?
-- Это бесполезно. Он не хочет говорить со мной.
-- Не хочет? Вы просто не пробовали!
-- Выимеетеправонедоверятьмне,-- сказалаонамягко, нос
достоинством.
Тут в первый раз я почувствовал к ней жалость.
-- Свидетель бог,сударыня,-- воскликнуля, -- свидетель бог, что я
вовсе не так несправедлив, как вам кажется! Но в этуужасную ночь кто может
выбирать свои слова? Поверьте, я друг всякому, кто не враг хозяину моему.
-- Но развесправедливо, что вы сомневаетесь вего жене?--сказала
она.
Тутсловнозанавесразорвался,иявдругпонял,какблагородно
переносилаонаэто неслыханное несчастье и кактерпеливо выслушиваламои
упреки.
-- Надо вернуться и сказать об этом милорду, -- напомнил я.
-- Его я не могу видеть! -- воскликнула она.