-- "Как смел бы я любитьтебя, кольне хранил бы чести я?" --пропел
Баллантрэ.
-- О! -- зарыдала она. -- Вы бессердечны, пусть же вастам убьют! -- И
она в слезах выбежала и заперлась у себя в комнате.
Говорят,что Баллантрэ обернулсяк милорду с самой веселойужимкой и
сказал:
-- Дьявол, а не женщина!
-- Этомне дан дьявол всыновья, -- закричал отец, -- ты, которого, к
стыдусвоему,ялюбил больше всех! Ничегодоброгоне видел я от тебяс
самого часа твоего рождения, нет, ничего доброго! -- и повторил это еще ив
третий раз.
Что так взволновало милорда -- то ли легкомыслие Баллантрэ,толи его
строптивость, толисловечкомистера Генрипро любимца, -- незнаю,но
думаю, что, пожалуй, последнеевернее всего, потому чтос этого дня милорд
стал ласковее к мистеру Генри.
Во всяком случае,весьма холоднобыло прощанье, когда явнонаперекор
всей семьеБаллантрэ уезжал на север; и это еще больше омрачало запоздалые,
как всем казалось, сожаления об этих часах.
Плетью и пряником он сколотил себе свиту в десяток верховых, все больше
из фермерских сынков. Все они были изрядно навеселе, когда, нацепив по белой
кокардена шляпу, скрикамиипеснямиподнималисьвверхпо холму мимо
старогоаббатства. Для такого маленькогоотряда было чистым безрассудством
пробираться через всю Шотландию без всякойподдержки; тем более (каквсе и
отметили), что отупору,когда этагорстка въезжала на холм, взаливе,
широкораспустивповетру королевскийфлаг,красовалось военноесудно,
которое на одной шлюпке могло бы всех их доставить в корабельную тюрьму.
На следующий день, дав брату отъехать подальше, собрался в свой черед и
мистер Генри.Он уехалбезпровожатых -- предлагать свой меч идоставить
письма отца правительству короля Георга. Мисс Алисон до самого их отъезда не
выходила изсвоейкомнаты и непереставаяплакала;новсе же онасама
пришила белуюкокарду нашляпу Баллантрэ, и, как рассказал мне ДжонПоль,
шляпа была вся мокрая от слез, когда он понес ее в комнату Баллантрэ.
Вовсевремя последующих событий мистерГенрии мой старый господин
были верны своему уговору. Яне знаю,много ли имудалось сделать,ине
думаю, чтобы они особенностарались для короля. Но какбы то нибыло, они
придерживались буквы лояльности, переписывались с лордом-наместником, смирно
сидели домаи совсем, или почтисовсем, не поддерживали связи с Баллантрэ,
покудадлилась вся этаистория. Он тоже, со своей стороны, не давал о себе
знать. Правда, миссАлисонвсе время слалаему весточки, но частоли она
получала отнего ответы, мне неизвестно. Одно из ее писем возил Макконнэхи.
Он нашел горцев под Карлайлем [7],и срединих Баллантрэ, разъезжавшегов
свитепринца свеликимпочетом. Баллантрэ взялписьмо,распечаталего,
взглянулна него мельком(какрассказывал Макконнэхи), сложивгубытак,
словно собирался свистнуть, и засунулего за пояс, откуда оно при очередном
курбете коня вывалилось в грязь, чегоон ине заметил.
Макконнэхи подобрал
письмо и доселе его хранит, как я сам в этом потом убедился.
Конечно,в Дэррисдирдоходили слухи, вечноползущиеповсей стране
неведомыми путями,чтоне перестает поражать меня и поныне.Этим способом
семьяузналаиомилостях,расточаемыхпринцем нашему Баллантрэ,ио
способах,которымионснискал этоймилости. Снеразборчивостью,весьма
страннойприего гордости(разве чточестолюбиевнемпересилило даже
гордость),он,какговорили,втиралсяввысшийкруг,подлаживаяськ
ирландцам[8].Онзавелдружбу ссэромТомасом Сэлливаном, полковником
Бэркомипрочимиимало-помалусовсемотошелотсвоихземляков.Он
прикладывал рукуко всем мелким интригамИ прилежнораздувалих.Онна
каждом шагу перечил и лорду Джорджу; всегда давалсовет, которыймогбыть
угоден принцу, не думаяо том,приведет ли это кдобру, и, вообще говоря,
казался(какиподобаетигроку,какимонбылвсюжизнь)человеком,
помышляющимнестолькообуспехе всейзатеи,сколькоосвоемличном
возвышении, если прихотью судьбы затея эта увенчается успехом. А впрочем, он
очень хорошо держал себя на поле боя;этогоникто не оспаривал, -- он ведь
не был трусом.
АзатемпришлавестьоКуллодене[9],котораябылапринесена в
Дэррисдир единственным (поего словам) уцелевшим из всех тех, кто с песнями
въезжалтогданахолм.Кнесчастью,случилосьтак, чтоДжонПольи
Макконнэхи втосамое утронашли под кустом остролиста гинею -- ту самую,
котораяпринесла несчастье.Онисейчасже,какговорятунасслуги,
"отпросились со двора" к меняле, и если у них мало что осталось от гинеи, то
еще меньше осталось от рассудка.Надо же былоДжону Полю ворваться в залу,
где вся семья сидела за обеденным столом, игромогласно сообщить, что, мол,
"ТэмМакморлендворотилсяизпохода, и -- горемне, горе! -- онпришел
один-одинешенек".
Они выслушали эту новость молча, как приговоренные; мистер Генри только
закрыллицо ладонью, мисс Алисон опустила голову на руки, а милорд посерел,
как пепел.
-- Уменяещеостался сын, --сказал он. --И,надоотдатьтебе
справедливость, Генри, сын более преданный.
Как-то странно было это слышать в такуюминуту, номилордникогда не
забывал упрека мистера Генри, да и на совести егобыли годы несправедливого
предпочтения.Но всежеэтобыло странно,и мисс Алисон не смогла этого
вынести. Она вспыхнула истала укорять милорда за его бесчувственные слова,
и мистера Генризато, чтоонсидел тут вбезопасности, когда братего
сложил голову, и себя, что проводила любимого злым словом. Она кричала,что
Джеме лучше их всех, ломаларуки, признавалась в своей любви к нему и звала
его.