Я прибавил шагу и скоро увидел их. Они
стояли налужайке, где произошла дуэль; милорд, положив руку на плечо сына,
очем-то серьезно ему рассказывал. При моем приближении он поднял голову, и
мне показалось, что лицо его прояснилось.
--А, --сказал он,--вотидобрейшийМаккеллар. Ятолькочто
рассказывал Санди историю этого места и о том, как дьяволчуть было не убил
здесь человека, но как вместо этого человек чуть было не убил дьявола.
Мне показалосьстранным, что онпривел сюдаребенка,ното, что он
распространялся освоемпоступке, было ужечересчур.Однакохудшее было
впереди, потому что, обратясь к сыну, он сказал:
-- Вот можешь спросить Маккеллара, он был тут и все видел.
--Этоправда,мистер Маккеллар? --спросил ребенок.--Вы правда
видели дьявола?
-- Я не слышал рассказа и очень тороплюсь по делам.
Ясказалэтодовольноугрюмо,преодолеваячувствонеловкости,и
внезапно всягоречьпрошлогои весь ужас этой сцены при зажженныхсвечах
нахлынули на меня. Мне представилось, что мгновенное промедление в выпаде --
и ребенок этот не увидел бы отца. Волнение, которое всегда овладевало мною в
этих мрачных зарослях, прорвалось неудержимо.
--Правдаодно, -- воскликнуля,--чтоя действительновстретил
дьявола в этих местах и видел его тут побежденным! Благодарение богу, что мы
сохранили жизнь,благодарение богу,чтодосих пор не поколебленыстены
Дэррисдира!Изаклинаю вас,мистер Александер: если придетсявам быть на
этом месте, хоть черезсотню лет и в самом веселом, самом знатном обществе,
-- все равно отойдите в сторонку и сотворите молитву.
Милорд важно кивнул головой.
-- Да, --сказалон,-- Маккеллар, как всегда, прав. Ну-ка, сын мой,
обнажи голову! -- И с этими словами он снял шляпу и простер вперед руку.
-- Господи! -- сказал он. -- Благодарю тебя, и сын мой благодариттебя
за твои великие, неизреченные милости. Ниспошли нам мир, огради нас от злого
человека.Поразиего,господи,в еголживыеуста! --Последниеслова
вырвалисьу него криком, и то ли пробудившийся гневперехватил ему глотку,
толионпонял,насколько неуместнатакаямолитва, но только онвдруг
замолчал и минуту спустя надел шляпу.
-- Мне кажется, выне кончили, милорд,-- сказал я. --Иостави нам
долги наша, яко же и мы оставляемдолжником нашим. Яко твое есть царство, и
сила, и слава во веки веков. Аминь!
-- Ах! Легкоэто сказать, --отозвалсямилорд.--Этоочень легко
сказать, Маккеллар. Номне простить!Хорошбы я был, если бы прикидывался
всепрощающим!
-- Ребенок, милорд! --заметил яснекоторой суровостью, потомучто
считал слова его вовсе не подходящими для детского слуха.
-- Да, да,верно, -- сказалон. --Скучная это материя для ребят.А
ну-ка, пойдем искать птичьи гнезда.
--Скучная это материя для ребят.А
ну-ка, пойдем искать птичьи гнезда.
Не помню уже, втотли день илинесколькопозже, нотолько милорд,
застав меня одного, высказался по этому поводу еще определеннее.
-- Маккеллар, -- сказал он. -- Я теперь очень счастливый человек.
-- Я тоже так полагаю, милорд, и меня это очень радует.
-- У счастья есть своиобязательства, вы не считаете? --сказал онв
раздумье.
-- Бесспорно, -- ответил я, -- как иу горя есть свои. И если мы живем
недля того, чтобыделать лучшее, на что способны,то, помоему крайнему
разумению, чем скорее мы уйдем, тем лучше будет для всех.
-- Да, но будь вы на моем месте, неужели вы простили бы его? -- спросил
милорд.
Внезапность атаки несколько ошеломила меня.
-- Это долг, который надо беспрекословно исполнять, -- сказал я.
-- Бросьте! Без уверток! Скажите, сами вы простили бы этого человека?
-- Нет! Да простит мне бог, нет!
-- Вашу руку, мой друг! -- воскликнул милорд с явной радостью.
-- Не подобает христианам радоваться подобным чувствам, -- сказал я. --
Надеюсь, мы порадуемся по другому, более приличному поводу.
Говоря это, я улыбнулся, а милорд, громко смеясь, вышел из комнаты.
Нет у меня слов, чтобы рассказать о том рабском обожании, которое питал
милорд к ребенку. Этобылопоистине наваждение:дела,друзья и жена были
равно позабыты или вспоминались только с трудом,как у человека, борющегося
с опьянением. Всего яснее было это по отношению к жене. С тех пор как я знал
Дэррисдиров, она всецело занимала его мысли и приковывалаего глаза; теперь
же ее словно не существовало.Я былсвидетелем того, как, войдя в комнату,
ниокидывалеевзором и потом проходил мимо,словно онабыла собакойу
камина. Он хотел видетьтолько мальчика,и миледи прекрасно это сознавала.
Случалось, милорд говорил сней так грубо, чтоменятянуловмешаться;и
всегда причина этому была одна: ему казалось, чтоона так или иначе обижает
сына. Без сомнения, это было для неесвоего рода возмездием. Безсомнения,
роли теперь переменились, как это может случитьсялишь поволе провидения.
Столько лет она пренебрегала любыми проявлениями нежности и внимания, теперь
пришел ее черед испытать пренебрежение; тем похвальнее то, что онавыносила
его с достоинством.
Всеэто привело к страннымпоследствиям: снова дом разделилсяна две
партии,и наэтотраз ябыл на сторонемиледи. Не то чтобы любовь моя к
милордуослабела.Но, с однойстороны, теперьон меньше нуждалсяв моем
обществе; сдругой стороны, я не мог не сравнивать его отношенияк мистеру
Александеруи к мисс Кэтрин,к котороймилорд былсовершенно равнодушен.
Наконец, я был уязвлен его переменой по отношению к жене, что, казалось мне,
граничилос неверностью. Ктомужея не мог не восхищатьсявыдержкойи
мягкостью,которыеонапроявляла.Можетбыть,чувствоеекмилорду,
коренившеесяссамогоначалавжалости,былоскореематеринским, чем
супружеским;можетбыть,ей нравилось, что двоеее детей (если можно так
выразиться) столь нежны друг к другу, тем более, что один из них так много и
незаслуженно претерпел в прошлом.