И, не выказываяпризнаковревности,она
многовнимания уделяла бедняжке мисс Кэтрин. Чтокасается меня, то ясвои
свободные часывсечаще проводилв обществематери и дочери. Неследует
преувеличивать этой розни, ведь в общемэто быладалеко не самая недружная
семья; но закрыватьглаза на положение не приходилось,независимо от того,
сознавал это милорд илинет.Полагаю,что нет, -- он был слишком поглощен
мыслями о сыне, но все остальные прекрасно сознавали и мучились от этого.
Больше всего, однако, нас тревожила серьезная и все возрастающая угроза
длясамого ребенка.Милордповторял ошибкисвоегоотца,иможнобыло
опасаться,что из его сынавыйдетвторой Баллантрэ.Время показало,что
страхи эти были излишни.В самом деле, мало найдется в теперешней Шотландии
джентльменов достойнее десятого лорда Дэррисдира. Не мне говорить о том, как
кончиласьмоя служба унего, тем более в записке, цель которой лишь в том,
чтобы отдать должное его отцу...
Примечаниеиздателя. Здесь опущенопятьстранициз рукописи мистера
Маккеллара.Понимуменясоздалось впечатление,что в старости мистер
Маккелларбылдовольно-такитребовательнымслугою.Однаконичего
существенного он неставит в вину десятому лорду Дэррисдиру (который к тому
же нас сейчас мало интересует). -- Р. Л. С.
... Новто время насобуревал страх,что онсделает из сына копию
своегобрата.Миледи пыталасьбылоустановитьразумную строгость, но из
этого ничего не вышло; и, отказавшись от своих попыток, она теперь наблюдала
за всем со скрытым беспокойством. Иногда она дажепыталась высказывать его,
аизредка,когдадо неедоходило какое-нибудь чудовищное попустительство
милорда,позволяла себе неодобрительный жест иливосклицание. Что касается
меня,то я думал об этомнеотступнои днем и ночью,причем нестолько о
ребенке,сколько об отце. Видно было,что человекуснул, что ему грезятся
сны,чтовсякоерезкое пробуждениенеминуемоокажетсяроковым.Ябыл
убежден, что такой удар убьетего, а страх нового бесчестьязаставлял меня
содрогаться.
Эта постоянная озабоченность довела менянаконец до попыткивмешаться
-- случай, окоторомстоит рассказатьподробнее. Как-то раз мы с милордом
сиделизастолом,обсуждаякакие-то скучныехозяйственные дела.Яуже
говорил,чтоонпотерялвсякийинтерескподобнымзанятиям. Онявно
стремился поскорееуйти, вид унего былнедовольный, усталый,ия вдруг
заметил, каконзаэтовремяпостарел.Мнекажется,чтоименноего
расстроенное лицо заставило меня заговорить.
--Милорд, -- началя, не поднимая головы от бумаг, которыми для виду
не переставал заниматься, -- или, если позволите, мистер Генри, потому что я
боюсь прогневить вас и хотел бы, чтобы вы вспомнили о старом...
-- Мой добрый Маккеллар, -- сказал он, и так мягко, что я чуть былоне
отказался от своей затеи.
..
-- Мой добрый Маккеллар, -- сказал он, и так мягко, что я чуть былоне
отказался от своей затеи.
Но я подумал, что говорю ради его же пользы, и продолжал:
-- Вам никогда не приходилось задумываться над тем, что вы делаете?
-- Над тем,чтояделаю?--спросил он. -- Я не мастер разгадывать
загадки.
-- Что вы делаете со своим сыном?
-- Ах, вот что, -- сказал он с оттенкомвызова.-- Так что же я делаю
со своим сыном?
-- Ваш батюшкабыл превосходныйчеловек, -- уклонилсяяотпрямого
ответа, -- но считаете ли вы его разумным отцом?
Он помолчал немного, а потом ответил:
-- Я его не порицаю.Я могбы по этому поводу сказать больше, чем кто
бы то ни было, но я его не порицаю.
-- Вот именно, -- сказал я.-- Вы-томожетеоб этом судить. Конечно,
ваш батюшка был превосходный человек, я не знавал другого такого, и умнейший
во всем, кроме одного. И там, где он спотыкался, там другому впору упасть. У
него было два сына...
Тут милорд с размаху хлопнул рукой по столу.
-- В чем дело?! -- крикнул он. -- Да говорите вы!
-- Нуи скажу,--продолжал я, хотя мнеказалось, чтостуксердца
заглушаетсамые моислова.--Есливыне перестанете потакатьмистеру
Александеру, вы пойдетепо стопам вашего отца.Только берегитесь,милорд,
чтобы сын ваш, когда подрастет, не пошел по стопам Баллантрэ...
Яникакне думал ставить вопрос таккруто, но всостояниикрайнего
страхачеловека охватываетсамаягрубая отвага. И ясжегсвоикорабли,
произнесяэто резкое слово. Ответаятак и не получил. Поднявголову,я
увидел,чтомилордвскочил наноги и сейчас жетяжелорухнулнапол.
Припадок, или обморок, скоро прошел, он вяло провел рукой по голове, которую
я поддерживал, и оказал тусклым голосом:
-- Мне было нехорошо... -- И немного погодя: -- Помогите мне.
Я поставил его на ноги, и он стоял, опираясь на стол.
--Мне былонехорошо,Маккеллар,--опятьсказалон.--Что-то
оборвалось,Маккеллар,или только хотелооборваться, а потом все отменя
поплыло.Я, должно быть, оченьрассердился.Ноне бойтесь, Маккеллар, не
бойтесь, мой милый. Яиволоса не тронул бы на вашей голове. Слишком много
мы свамипережиливместе; иэтого теперь ничем не зачеркнешь. Но знаете
что,Маккеллар, я сейчаспойдук миссисГенри,лучше я пойдукмиссис
Генри... -- повторил он и довольно твердыми шагами вышел из комнаты, оставив
меня горько раскаиваться в содеянном.
Вскоредверь распахнулась,и вбежаламиледи;глазаеесверкали от
гнева.
-- Что это значит? -- воскликнулаона. -- Что БЫ сделали с моим мужем?
Неужели выникогда не научитесьзнатьсвое место?Неужели вы никогдане
перестанете вмешиваться в дела, которые вас не касаются?
-- Миледи, --сказал я.