Оннеоднократно
выражал удивление, что так долго недооценивал мое общество.
--Но,видите ли,-- говорилон, -- мы были вовраждующих лагерях.
Положениеи теперь не изменилось, но не будем говорить об этом. Будь выне
так преданы своему хозяину, я бы не был о вас столь высокого мнения.
Неследует забывать,чтояискренно считалегонеспособнымболее
причинятьзло;ик тому же самая завлекательная форма лести-- это когда
после многих лет несправедливости человекуотдают запоздалую дань уважения.
Но я нисколько не хочуоправдываться. Я достоин всяческого порицания; я дал
ему провести себя; короче говоря, сторожевой пес сладко спал, когда внезапно
его разбудили.
Индусвсе времяслонялся подому. Он говорил только с Баллантрэ и на
своем языке; двигался совершенно беззвучно и попадался на глаза там, где его
меньше всего ожидали, погруженный вглубокиеразмышления,из которыхпри
вашемпоявлениионвыходил,чтобыприветствоватьвассподчеркнуто
приниженной вежливостью. Он казался такимсмирным,таким хрупким,всецело
занятымсвоимифантазиями,чтоямало обращал на него вниманияидаже
сочувствовалему как безобидномуизгнанникуначужбине. Ивсеже,без
сомнения,онвсе время подслушивал, и, конечно, именно этому, а также моей
беспечности мы обязаны тем, что секрет наш стал известен Баллантрэ.
Гром грянул одним ненастным вечером, когда после ужинамы развлекались
веселее обычного.
-- Все это прекрасно, -- сказалБаллантрэ, -- нонам лучше бы уложить
наши чемоданы.
-- Зачем? -- воскликнул я. -- Разве вы уезжаете?
-- Мывсе уезжаем завтра утром, --сказал он. -- Сначала в Глазго,а
там и в провинцию Нью-Йорк.
Я, должно быть, громко застонал.
-- Да, -- продолжал он,-- я чересчур на себя понадеялся. Яговорил о
неделе, а мне понадобилось целых двадцать дней. Но ничего,я еще наверстаю,
придется только торопиться.
-- И у вас есть деньги на это путешествие? -- спросил я.
-- Да, дорогой мой простак, -- сказал он. -- Вы можете порицать меня за
моедвуличие, но,выпрашиваяпо шиллингу усвоегопапаши, явсевремя
сохранялнебольшойзапасецпрочерныйдень.Вам,есливыпожелаете
сопровождатьнас в нашемфланговоммарше, придетсяплатить засебя. Мне
хватитденегнасебяиСекундру-- небольше. Достаточно, чтобыбыть
опасным,но не достаточно,чтобы быть великодушным. Однако у меня остается
свободное место на облучке моей кареты,которое ямогу вам предоставить за
скромную плату. Такимобразом, весь зверинец будет в сборе: сторожевой пес,
обезьяна и тигр.
-- Я еду с вами, -- сказал я.
-- Я наэто и рассчитывал, -- отозвался Баллантрэ.-- Вывидели меня
побежденным, я хочу, чтобы вы увидели меня и победителем. Ради этого я готов
намочить вас, как губку, под океанскими шквалами.
Ради этого я готов
намочить вас, как губку, под океанскими шквалами.
-- И во всяком случае, -- добавил я, -- вы прекрасно знаете, что вам от
меня не отделаться.
--Да,это нелегко,--сказалон.-- Вы, какивсегда, свашим
безупречным здравым смыслом попадаете прямо в точку. А я никогда не борюсь с
неизбежным.
-- Я полагаю, что взывать к вашим чувствам было бы напрасным.
-- Я вполне разделяю ваше мнение.
-- И все же, если бы вы далимне время, я мог бы списаться... -- начал
я.
-- И каков был бы ответ лорда Дэррисдира?
-- Да, -- сказал я. -- Вот в том-то и дело.
-- Так насколькоже проще мне отправиться самому!-- сказал он. --И
все это напрасная трата слов. Завтра всемьутра карета будет уподъезда.
Потомучто я выхожув параднуюдверь,Маккеллар, я не крадусьтайком по
тропинкам, чтобы сесть в карету на дороге, ну, скажем, у Орлиного болота.
Я все еще не мог собраться с мыслями.
-- Выпозволитемне остановитьсяна четвертьчаса в Сент-Брайде? --
сказал я. -- Мне необходимо переговорить с Карлайлем.
-- Хоть на час, если вам это угодно. Я не скрою, что деньги, которые вы
заплатите заместов карете, мнеочень нужны.Аведь вымогли быдаже
опередить меня в Глазго, наняв верховую лошадь.
-- Да! -- вздохнул я. -- Никогда не думал, что придется покинуть старую
Шотландию!
-- Это вас немножко расшевелит, -- сказал он.
-- Этобудет злосчастное путешествие, --заметил я.--Особенно для
вас, сэр.Моесердцеговорит мне обэтом. И одноясно: начинается оно с
плохого предвестия.
-- Ну, если уж вы взялись вещать, -- сказал он, -- топрислушайтесь-ка
повнимательней.
КакразвэтуминутуналетелжестокийшквалсСолуэяидождь
забарабанил по стеклам.
--Тызнаешь,чтовсеэтозначит,кудесник?--спросилон,
по-шотландскивыговариваяслова.--Этозначит,чтоизвестноговам
Маккеллара здорово укачает.
Добравшисьдосвоейкомнаты,ясиделвгорестномсмятении,
прислушиваяськревубури, котораяс особенной яростью налетала именно с
этой стороны.Гнетущееуныние, ведьмовскиезавыванияветравбашенках,
неистовые шквалы, от которых, казалось, дрожали толстые каменные стены дома,
-- все это недаваломне спать. Я сидел с зажженной свечой, вглядываясьв
черные стекла окна, через которое вот-вот грозилаворваться буря, и на этом
пустом квадрате я видел то, что нас ожидало и от чего волосы у меня вставали
дыбом. Ребенок развращен, семья развалена,мой хозяин мертв,или хужечем
мертв,моя хозяйка повергнута в отчаяние -- все это ярко представлялось мне
в черноте окна, и взвизги ветра точно насмехались над моей беспомощностью.