В сущности, этопервое правило мести:
обнаруженнаяненавистьестьненавистьбессильная.Графбылчеловек
пытливого,изобретательного ума;внем было нечто артистическое:если он
задумывал что-либо, это должно было быть выполнено в совершенстве, не только
по результату, но ипоспособувыполнения,иначе он считал, что потерпел
неудачу. Случилось однажды,что,проезжая верхом поокрестностям Рима, он
наткнулсяназаброшенныйпроселок,которыйуводилводноизболот,
окружающих Рим.С одной стороны была древняя римская гробница,с другой --
покинутыйдом,окруженныйсадом свечнозеленымидеревьями.Дорогаэта
привела его на поляну, покрытую развалинами; посреди ее был насыпной холмик,
с одного боку которогозияла дверь,а невдалеке рослаодинокая карликовая
пинияростомнебольшесмородиновогокуста.Местобылоуединенноеи
безлюдное; что-то подсказало графу,чтоэто может послужить ему на пользу.
Он привязал лошадь к пинии, достал свой кремень и огниво и вошел в дверь. За
ней начинался коридор старойримскойкладки,который скорораздваивался.
Граф свернулвправо и ощупью пробирался вглубь, пока не наткнулся на перила
высотою по грудь, преграждавшие проход.
Пошарив в темноте ногой, он нащупалоблицованныйкамнемкрай и затем
пустоту.С пробудившимсялюбопытствомон собрал вокругнесколькогнилых
щепок и разжегих. Перед ним был глубокий колодец; без сомнения, кто-нибудь
изокрестныхкрестьян раньшепользовался им и загородил его. Долгостоял
граф, опершись о перила и глядя вниз в колодец. Он был древнеримской стройки
и, как все, чтоделали римляне, рассчитан на вечное пользование;стены его
были отвесны и гладки; для человека,упавшего туда, не могло быть спасения.
"Странно, -- думал граф, --менятак влекло сюда. Зачем? Что мне доэтого
места?Зачемнадо мне было вглядываться в этот колодец?" Каквдруг ограда
подалась под его тяжестью, и он чуть было не упал вниз. Отпрыгнув назад,он
наступилнапоследниеостаткисвоего костра,костерпогасиудушливо
задымил. "Что привело меня сюда, к порогу смерти?" -- сказал он и задрожал с
головы до ног. Потом внезапная мысль промелькнула у него. На четвереньках он
подобрался к краю колодца и нащупал ограду. Она держалась на двухстойках и
отломилась только содной стороны. Граф приложил перилак стойке,так что
они стали снова смертельной ловушкой для первого же пришельца, и выбрался на
волю, шатаясь как больной.
На другой день на верховой прогулкепо Корсоон намеренно напустил на
себя вид крайнейозабоченности.Егоспутник, барон,осведомился(каки
предполагалось) о причине этого. Граф сначала отнекивался, но потом признал,
чтопокойегобылнарушенстраннымсном.Этобылосделано в расчете
заинтриговатьбарона, который былсуеверен,ноименно поэтомувысмеивал
суеверных. Таки тут --последовали насмешки, в ответ на которые граф, как
бывыйдя из себя,одернулсвоего друга, предупреждая,что именно егоон
виделвосне.
Выдостаточнознаетечеловеческуюпороду,мойлюбезный
Маккеллар, чтобыдогадатьсяопоследующем: конечно, барон неуспокоился,
покаемунерассказалисон.Граф,уверенный,что бароннеотстанет,
отговаривался,пока любопытство тогоне дошло до предела, а потом с хорошо
разыграннойнеохотой поддался на уговоры. "Предупреждаю вас, -- сказалон,
-- что это приведет к беде. Я предчувствую это. Но так как иначе нивам, ни
мне не будет покоя, -- хорошо, пусть вина падетнавашу голову! Вотчто я
видел во сне: я виделвас на верховой прогулке, -- где, не знаю, но, должно
быть,в окрестностях Рима,потомучто по одну руку у васбыластаринная
гробница, а по другую -- сад с вечнозелеными деревьями. Мне снилось, что я в
страхекричу икричу вам, умоляя вернуться.Незнаю, слышите вы меня или
нет, но выупорно продолжаетесвой путь.Дорога приводит васв пустынное
место, где междуразвалинами зияет дверь, ведущая внутрь насыпного холмика,
ивозле двери -- какая-то ублюдочная пиния.Выслезаете с седла (а явсе
кричу, предостерегаявас), привязываете лошадь к пинии и решительно входите
в дверь. Внутритемно,ново снея"вижу вас иумоляю вернуться. Но вы
ощупьюидете вдоль правой стены исворачиваете в проходнаправо,который
приводит в небольшую пещерус колодцем, огражденным перилами. Тут -- сам не
знаюпочему-- тревогамоя еще возрастает, я дохрипотывыкрикиваювам
предостережения, кричу, что поздно,что надосейчас же выбираться из этого
преддверья.Именно этослово примениля вмоемсне, итогда,какмне
казалось, оно имелоопределенноезначение, но теперь, наяву, я, поправде
говоря,не знаю,что оно значит.Навсе моистрахи вынеобращаете ни
малейшего внимания, опираетесь на перила и вглядываетесь в воду. И потом вам
открылось что-то-- что именно, я таки не узнал, но порожденный этим ужас
пробудилменя,ияпроснулся,весь дрожаи рыдая.А в заключение,--
продолжалграф, -- скажу, что я очень благодарен вам за вашу настойчивость.
Этот кошмар давил менянеотступно; тогда как теперь, когда я выразилего в
обычных словах придневномсвете,он представляетсямне незначительным".
"Ну, не знаю, -- сказал барон, -- здесь что-то кажется мнестранным. Так вы
говорите,чтомнечто-тооткрылось?Странный,оченьстранныйсон.Я
позабавлю им своих друзей". "Вовсе не нахожу его забавным, -- возразил граф.
--Во мнеон вызывает отвращение. Лучше постараемся его позабыть". "Ну что
ж, -- сказал барон, -- позабудем". И на самом деле, они больше не вспоминали
про этот сон. Через несколько дней граф предложил прогуляться верхом, на что
барон(онис каждым днемсближались всебольше)охотносогласился.На
обратном путив Римграф незаметно свернул нанезнакомую дорогу. Вдруг он
сдержал коня, всплеснул руками, закрылими глаза игромко вскрикнул. Когда
он отнял рукиот лица, он был смертельно бледен (надо сказать, что граф был
превосходный актер). Онпристальнопосмотрел на барона.