Когда
он отнял рукиот лица, он был смертельно бледен (надо сказать, что граф был
превосходный актер). Онпристальнопосмотрел на барона. "Чтосвами?--
вскричал тот. --Чтослучилось?""Ничего! --воскликнулграф.-- Ровно
ничего. Какой-то припадок. Поедемте скорее в Рим". Но барон огляделся, и вот
по левую сторону дороги он увидел пыльный проселок, и по одну сторону его --
гробницу, а по другую-- садс вечнозелеными деревьями. "Хорошо, -- сказал
он изменившимсяголосом. -- Скореепоедем домой.Я боюсь, что вам плохо".
"Да, ради бога, скорее в Рим, ия сразу лягу в постель!" -- вскричалграф,
весь дрожа. Они доехали домой, не обменявшись ни словом; графсейчас же лег
в постель, ивсем его светским знакомымв тот же вечер стало известно, что
еготреплетлихорадка.На другойдень лошадь баронанашли привязанной к
пинии, но сам он бесследно исчез... Так как вы считаете, было это убийством?
-- внезапно прервал Баллантрэ свой рассказ.
-- А вы уверены, что он был граф? -- спросил я.
--Да нет, насчет титула я не уверен, но онбыл родовитый дворянин, и
господь да избавит вас, Маккеллар, от такого врага!
Последние слова он произнес, улыбаясь мне откудато сверху, вследующую
минутуонбылуменя под ногами. Я внимательно, как дитя, следилза его
перемещениями;от них головамоя кружилась, и в нейстановилось пусто,и
говорил я как во сне.
-- Он ненавидел барона лютой ненавистью? -- спросил я.
--Егопрямо-такимутило, когдатот подходилкнему,--отвечал
Баллантрэ.
-- Вот именно это и я чувствовал, -- сказал я.
-- В самом деле! -- воскликнул Баллантрэ. -- Вот так новости! А скажите
-- впрочем, можетбыть, это излишнее самомнение, -- неялибыл причиной
этих желудочных пертурбаций?
Он способенбыл принимать изысканные позы, даже красуясь только передо
мной, тем более если эти позы могли быть рискованны. Так и сейчасон сидел,
перекинув ногу на ногу, скрестив руки, приноравливаясь ккачке, с легкостью
сохраняя равновесие,котороедажеперышкомоглонепоправимо нарушить. И
вдруг передо мною опять возникобразмилордаза столом, со склоненнойна
руки головой;но только теперь, когда онподнялголову, лицо его выражало
упрек. Слова из моеймолитвы --я былбы достойнееназываться человеком,
если бы поразил этого негодяя, -- мелькнули в моей памяти. Я напряг всю свою
энергиюи, когда корабль качнуло в сторону моего врага,быстро толкнул его
ногой. Нонебуугодно было, чтобы вина моего преступления неусугублялась
его успехом.
То ли моя неуверенность, то ли его невероятное проворство, но только он
увернулся от удара, вскочил на ноги и схватился за канат.
Незнаю,сколько времени прошло вмолчании:япопрежнему лежална
палубе,охваченныйстрахом,раскаянием истыдом; он стоял,неотпуская
каната,и,опершись спинойофальшборт,гляделнаменясостранным,
смешанным выражением; наконец он заговорил.
-- Маккеллар,--сказал он, --янеупрекаю вас,я предлагаювам
соглашение. Вы, сосвоей стороны,едвалихотите, чтобы этот случай стал
достоянием гласности,я,со своейстороны, должен признаться,что мне не
улыбаетсяжить, постоянно ожидая,чтона мою жизньпокусится человек,с
которым я сижуза одним столом. Обещайте мне... Но нет, -- внезапно прервал
он,--выеще недостаточнооправились от потрясения; еще, чегодоброго,
подумаете, что я воспользовался вашей слабостью; я не хочу оставлять никаких
лазеек для казуистики, этойбесчестности совестливых.Я дамвам времяна
размышления.
Сэтими словами он, скользнув,словнобелка, по уходящейиз-под ног
палубе, нырнул в каюту. Примерно через полчаса он вернулся и застал меня все
в том же положении.
--Ну,атеперь, --сказалон,--дадите ливымне слово.Как
христианин и верный слуга моего брата, что мне не придетсябольше опасаться
ваших покушений?
-- Даю слово! -- сказал я.
-- Скрепим его рукопожатием, -- предложил он.
--Вывправе ставить условия, -- ответиля,и мыпожали друг другу
руку.
Он сейчас же уселся на прежнее место и в той же рискованной позе.
-- Держитесь, -- вскричал я, прикрывая глаза, -- я не могу видеть вас в
этом положении! Первый внезапный крен может сбросить вас в море!
-- Вы ввысшейстепени непоследовательны, -- ответил он, улыбаясь, но
выполнил моюпросьбу. -- И все-таки вы, Маккеллар, дабудет вамизвестно,
высоко поднялись в моеммнении.Вы думаете, я не умею ценить верность?Но
почему же, по-вашему, вожу я с собою по свету Секундру Дасса? Потому, что он
готовв любую минуту умереть или убить ради меня. И яего за это люблю. Вы
можетесчитатьэтостранным,нояещебольшеценюваспослевашей
сегодняшней выходки. Я думал, что выраб Десяти заповедей[46], но это, по
счастью, не так! -- воскликнул он. -- И старушенция,оказывается,не вовсе
беззуба! Что нисколько не меняет того обстоятельства, -- продолжал он, снова
улыбаясь,-- что вы хорошосделали, давобещание,потому что сомневаюсь,
чтобы вы преуспели в вашем новом амплуа.
-- Полагаю, -- сказаля, --что мне надлежит просить прощения у вас и
молить богапростить мне мои прегрешения. Как быто ни было,я дал слово,
которому будуверен; но когда ядумаю о тех, кого вы преследуете... -- И я
умолк.
--Странная вещь-- жизнь, -- сказалон, -- и странноеплемя -- род
людской. Вы внушили себе, что любитемоегобрата. Ноэто просто привычка,
уверяювас.Напрягите вашупамять, и вы убедитесь, что,впервые попавв
Дэррисдир, вы нашли его тупым, заурядным юношей. Он и сейчас по-прежнему туп
и зауряден, хотя и нетак молод. Если бы вы тогда повстречались со мной, вы
бы теперь были таким же ярым моим сторонником.
-- Я несказал бы, что вы заурядныйчеловек, мистер Балли, -- заметил
я, -- но сейчас вы не проявили остроты ума.