По фасадустена была прорезана, каквсобачьей
конуре,ипередотверстиемустроено нечтовродеширокогоприлавка, на
которомпрежний владелецраскладывалсвоитовары.Должнобыть,этои
привлекловниманиеБаллантрэи,возможно,внушилоему вседальнейшее.
Оказалось, что на бортупиратскогосудна онобучилсявладетьиглой,по
крайнеймере в тойстепени,какаяему нужна была, чтобы разыгрывать роль
портного. А именно в этом-тои была соль задуманного им мщения. Над конурой
появилась вывеска, гласившая:
ДЖЕМС ДЬЮРИ
(ранее владетель Баллантрэ)
ПОЧИНКА И ШТОПКА ОДЕЖДЫ
СЕКУНДРА ДАСС разорившийся джентльмен из Индии
ЮВЕЛИРНАЯ РАБОТА
Аподэтойвывеской,поджав ногипо-портновски, сиделна прилавке
Баллантрэ и ковырял иглою.Я говорю "ковырял", потому что клиенты приходили
главнымобразом кСекундреи шитьеБаллантрэ былоболее под стать пряже
Пенелопы.Онбы никогда незаработал таким образом инамасло ксвоему
хлебу, но с него довольно былои того,что имяДьюри красовалосьна этой
вывеске и что сам наследникславной фамилиисидел, поджавноги калачиком,
как живойукор братниной скупости. И затея его частично удалась, потому что
по городупошлитолки и возниклацелая партия,враждебно настроеннаяпо
отношению кмилорду. Благосклонностькнемугубернатораделаламилорда
толькобеззащитнее,амиледи,котораяникогданепользоваласьособой
симпатией в колонии, стала мишенью злостных намеков. В женском обществе, где
так естественны разговоры о рукоделье, ей нечего было идумать заговорить о
шитье; и сколько раз, бывало, явидел, как она возвращаласьвсякрасная и
навсегда зарекалась ходить в гости.
Тем временем милорд жилв своем благоустроенномпоместье, поглощенный
хозяйством, пользуясь расположениемблизких и безразличный к остальному. Он
пополнел, лицо у него было оживленное, озабоченное. Самая жара, казалось, не
тяготила его,имиледи, забываяособственныхневзгодах,денно и нощно
благодарила небозато,чтоотецоставил ейв наследство этотрайский
уголок. Из окна онавидела, какому унижению подвергся Баллантрэ,и с этого
днякак будто обрела покой. Я,напротив, был далеко не спокоен. С течением
времени я стал замечать в милорде несовсем здоровые черты. Он, несомненно,
был счастлив, но основания для этого были его секретом. Даже находясь в лоне
своей семьи.он непрестанно лелеялкакую-тозатаеннуюмысль,и вконце
концовво мне зародилось подозрение (как оно ни было недостойно нас обоих),
что унего где-то в городе есть любовница.Однако он редко выезжал, и день
егобыл до отказа занятделами.Измоего полязренияускользалтолько
короткийпромежуток времени раноутром, когда мистерАлександер был занят
уроками.Всвое оправдание я должензаметить, что я все ещенаходилсяв
некоторомсомнении касательнотого,полностьюли восстановилсярассудок
милорда.
Аблизостьнашего врага, притаившегося тутжев городе, только
усугубляла моюнастороженность. Поэтому, переменивпод каким-топредлогом
час, в который я обычно обучалмистера Александера начаткам письма и счета,
я вместо этого отправился выслеживать своего господина.
Каждое утро, невзирая на погоду, он брал трость с золотым набалдашником
и, сдвинув шляпу назатылок(новая привычка,которая,помоим догадкам,
означала разгоряченный лоб), отправлялся на свою обычную прогулку.
В этот день первым долгом он прошелпоаллее всторону кладбища, где
посидел некотороевремя, о чемто размышляя. Потом свернул к берегуморя и,
пройдя по набережной, оказался по соседству сконурой Баллантрэ. Теперь шаг
милорда был быстрее и увереннее, как у человека, наслаждающегосявоздухом и
видом. Остановившись на набережной перед самой лачугой, он постоял, опираясь
насвою трость. Это,был именно тот час, когда Баллантрэ обычно усаживался
насвой прилавоки ковырял иглой.Ивотобабрата сзастывшими лицами
уставились друг надруга. Потом милордтронулся в дальнейший путь, чему-то
улыбаясь.
Толькодваждымнепришлосьприбегнутькстольнедостойному
выслеживанию.Этогобылодостаточно,чтобыудостоверитьсявцелиего
прогулоки в тайном источникенепонятного довольства.Так вот какова была
любовница милорда: ненависть, а не любовь воодушевляла его. Может быть, иные
моралистыбылибыдовольнытакимоткрытием,номеня,признаюсь,оно
ужаснуло.Такие отношения между братьямине только были отвратительны сами
по себе, но и чреваты многими грядущими бедами. Поэтому япринял за правило
(посколькуэтопозволялимнемои разнообразныеобязанности) припервой
возможностикратчайшим путем опережатьмилордаитайком наблюдать заих
встречей.
Однажды, немного опоздав и придя после почти недельного перерыва, я был
изумлен новымповоротом, который приняло дело. Возле конуры Баллантрэбыла
скамья, устроенная когда-то лавочником для удобствапокупателей. Так вот на
ней-тоисиделмилорд,опираясьподбородкомнатростьипреспокойно
разглядывая корабли игавань.А всего в трехшагах от него тачал какую-то
одежду его брат. Оба молчали, и милорд даже не гляделна своего врага. Ему,
насколько я понимаю, доставляла жгучее удовольствие самая его близость.
Едва он двинулся прочь, как я, не скрываясь, нагнал его.
-- Милорд, милорд, -- сказал я, -- ведь это же недостойно вас.
-- Для меня это --лучшее лекарство,-- ответилон, и не толькоэти
слова,самипосебестранные,ноитон,каким онибыли произнесены,
возмутили меня.
--Ядолжен предостеречьвас, милорд, против этогопотворства злому
чувству,-- сказаля.-- Не знаю, что страдает от этого больше:душа или
разум, -- но вы рискуете погубить как то, так и другое.
-- Что вы понимаете!-- сказал он.