-- Не знаю, что страдает от этого больше:душа или
разум, -- но вы рискуете погубить как то, так и другое.
-- Что вы понимаете!-- сказал он. -- Разве испытывали вы когда-нибудь
такой гнет горечи?
-- И даже не говоря о вас, -- прибавил я,-- но вы другого толкаете на
крайности.
-- Напротив. Я ломаю его гордыню.
И так в продолжение целой недели милорд каждое утрозанимал всето же
местонаскамье.Онастоялавтенизеленых акаций,отсюда открывался
чудесный вид на бухту и корабли, сюда долетали песни матросов, занятых своей
работой.
Такони и сидели --без слова, бездвижения, только Баллантрэтыкал
иголкой илиоткусывалнитку, все еще делая вид, что портняжничает. Ятоже
являлсятуда каждый день, не переставая изумлятьсяи себе и обоим братьям.
Когда проходил кто-нибудь из друзей милорда, он весело окликал их и сообщал,
чтоон тутзатем, чтобы дать полезный совет своемубрату, который (к его,
милорда,радости)такприлежно трудится.Даже это Баллантрэ переносилс
угрюмым спокойствием,ночто было при этом у негона уме, знаетодин бог
или, вернее, сам сатана.
В тихий,ясныйденьтой осенней поры,которую тамзовут "индейским
летом", когда все леса вокругоделись в золото и багрянец, Баллантрэвдруг
отложил иглу ипредался необузданному веселью.Я полагаю,чтоондолгое
времямолчаготовилсякэтому,потомучтовсевыгляделодовольно
естественно,нотакойрезкийпереходотупорногомолчанияпри
обстоятельствах столь нерадостных сам по себе звучал для меня зловеще.
-- Генри, --сказал он, -- я на этот раздопустил ошибку, а у тебя на
этотразхватилоума воспользоватьсяею.Портновскийфарссегодняже
кончится, и должен тебе сказать, что ты переиграл меня, -- поздравляю. Кровь
-- онасказывается, ипризнаюсь, ты нашел верный способ досадить мне самим
своим присутствием.
Милорд не проронил ни слова, как будто Баллантрэ и не нарушил молчания.
-- Послушай, -- продолжалтот, -- не хмурься, это тебе нек лицу.Ты
теперьможешьпозволитьсебебыть немножкоснисходительнее, потомучто
(поверьмне)я не толькопризнаю себяпобежденным.Видишьли,я хотел
продолжить этот фарс до тех пор, пока нескоплю достаточно денег для одного
предприятия,но, признаюсь чистосердечно, выдержкиуменя не хватило. Ты,
конечно, хотел бы,чтобы япокинул этот город,я пришел ктой же мысли с
другого конца. И я хочу тебе кое-что предложить,или, вернее, просить у вас
милости, милорд.
-- Проси, -- сказал милорд.
-- Ты, можетбыть, слышал,что уменя в этойстране накопленыбыли
большие богатства.Неважно,слышал ты или нет, но этотак. Я вынужден был
закопатьихвместе,котороеизвестнотолько мне.Возвратить этомое
достояние -- вот теперь единственнаямоямечта.
Возвратить этомое
достояние -- вот теперь единственнаямоямечта. Атаккак богатства эти,
бесспорно, мои, то ты, надеюсь, не притязаешь на них.
-- Отправляйся и доставай их, -- сказал милорд. -- Я не против.
-- Очень приятно,-- продолжал Баллантрэ, -- но для этого нужны люди и
средства передвижения. Путь тудадалек и труден, местность наводнена дикими
индейцами. Ссуди меня самым необходимым либо вперед, под твое пособие, либо,
если тебеугодно, как долг, который я верну по возвращении. И тогдаможешь
быть спокоен: больше ты меня не увидишь.
Милордупорно гляделемупрямо в глаза, жесткаяулыбкатронула его
губы, но он не сказал ни слова.
--Генри,--продолжалБаллантрэсужасающимспокойствием,но
напряженно откинувшись назад, -- Генри, я имел честь обратиться к тебе.
-- Пойдем домой,-- сказал мне милорд, которого яуже давнотянул за
рукав. Он встал, потянулся, поправил на головешляпу и, не говоря ни слова,
тяжело зашагал по набережной.
Намгновениеярастерялся, настолько серьезнымпоказалсямнеэтот
поворот в отношениях братьев. Баллантрэ тем временем возобновил своешитье,
опустив глаза и ловко орудуя иголкой. Я решил нагнать милорда.
--Вуме ли вы? --закричаля,поравнявшись сним. -- Неужеливы
упустите такую счастливую возможность?
-- Неужели вы ему все еще верите? -- спросил милорд, и мне почудилась в
этих словах насмешка.
--Пусть его убирается из города!-- кричал я. -- Пусть отправляется,
куда хочет и как хочет, лишь бы он уехал!
-- Я сказал свое слово, -- возразил милорд. -- Вы можете оставаться при
своем. На этом и покончим.
Но яне оставлял мысли о том, чтобы спровадить Баллантрэ. Я не мог без
содрогания вспомнить, какпокорноон вернулся к своему портняжничанью.Ни
один человек на свете, а тем более Баллантрэ, не мог бы вытерпеть такую цепь
непрерывныхоскорблений. Ввоздухезапахло кровью.И я поклялся, чтоне
упущунималейшейвозможности,непренебрегуничем,чтомоглобы
предотвратить преступление. Поэтому в тот же день я вошел в кабинет милорда,
где застал его за какими-то хозяйственными делами.
-- Милорд, -- сказал я. -- Мне представился случай вложить мои скромные
сбережениявподходящеедело. Но, к несчастью, они хранятсяв Шотландии,
потребуетсянемаловремени, чтобы получитьих оттуда,а делонетерпит
отлагательств. Не найдет ли ваша милость возможнымвыдать мне нужнуюсумму
под вексель?
Он долго глядел на меня, словно читая мои мысли.
-- Я никогдане спрашивал васо ваших капиталах, Маккеллар, -- сказал
он.--Но, насколько мне известно, кроместрахового полиса,у вас нет за
душой ни фартингу.
-- Я давно служу вашей милости и никогда не лгал и до сего дня ниразу
не просил об одолжении, -- сказал я.
-- Одолжение, но для кого? -- ответил он спокойно.