Незабвенный день, когда
Алла сказала, что онане деревянная, чтотакъ къ ней прикасаться нельзя, и
что, послe обeда,когдамужъ будетъ прочновъ городe,а Софья Дмитрiевна
закейфуетъусебя въ комнатe, оназайдетъкъМартынувъномеръ, чтобы
показать ему чьи-то стихи, этотъ день былъ какъ разъ тотъ,который открылся
разговоромъ о дядeГенрихe икомнатномъ телефонe. Когда, уже въ Швейцарiи,
дядяГенрихъ подарилъМартынунарожденiе черную статуэтку(футболистъ,
ведущiй мячъ), Мартынъ не могъ понять,почемувъ тосамое мгновенiе, какъ
дядя поставилъ на столъэту ненужную вещь, ему представилось съ потрясающей
яркостью далекое, нeжное фалерское утро, и Алла, сходящая по лeстницe. Сразу
послeобeдаонъпошелъкъсебeипринялсяждать.Мыльнуюкисточку
Черносвитоваонъспряталъза зеркало,-- она почему-то мeшала.Со двора
доносился звонъ ведеръ, плескъ воды,гортанная рeчь. На окнe мягко набухала
желтая занавeска, и солнечноепятноширилосьнаполу. Мухи описывалине
круги,а какiе-топараллелепипеды и трапецiи вокругъ штанги лампы, изрeдка
на нее садясь. Мартынъ волновался нестерпимо. Онъ снялъ пиджакъ и воротникъ,
легънавзничь накушетку, слушалъ,какъ бухаетъ сердце.Когдараздались
быстрые {47} шаги и стукъ въ дверь,у него что-то сорвалосьподъ ложечкой.
"Видишь, цeлая пачка", --сказала Алла воровскимъ шопотомъ, но Мартыну было
не достиховъ. "Какой дикiй, Боже мой, какой дикiй", -- глухо приговаривала
она, незамeтно ему помогая. Мартынъ торопился, настигалъ счастье, настигъ, и
она, покрывая ему ротъ ладонью, бормотала: "Тише, тише... сосeди..."
"Это покрайнеймeрe вещица,которая останетсяутебя навсегда, --
яснымъ голосомъ сказалъ дядяГенрихъ и слегка откинулся, откровенно любуясь
статуэткой. -- Въ семнадцать лeтъ человeкъ уже долженъдумать объ украшенiи
своегобудущаго кабинета, и, разъ ты любишь англiйскiя игры..." "Прелесть",
--сказалъ Мартынъ, не желая дядюобидeть, и потрогалъ неподвижный шаръу
носка футболиста.
Домъ былъдеревянный,кругомъ росли густыя ели, туманъ скрывалъ горы;
жаркая желтаяГрецiя осталась дeйствительно оченьдалеко. Но какъ живо еще
былоощущенiе того гордаго, праздничнаго дня:у меня есть любовница! Какой
заговорщическiй видъбылъ потомъвечеромъу синей кушетки! Ложасьспать,
Черносвитовъ все такъ же скребълопатки,принималъусталыяпозы,потомъ
скрипeлъвътемнотe,просилънетяжелитьвоздуха,наконецъхрапeлъ,
посвистывая носомъ, иМартынъдумалъ:ахъ,если бъ онъзналъ...И вотъ
однажды,когдамужу полагалось быть въгородe,авъегоиМартыновой
комнатe, на кушеткe, Алла ужепоправляла платье, успeвъ "заглянуть въ рай",
какъ онавыражалась, межъ тeмъ, какъМартынъ,вспотeвшiй ирастрепанный,
искалъ запонку, оброненную вътомъ же раю,-- вдругъ, сильно толкнувъ {48}
дверь,вошелъЧерносвитовъ исказалъ: "Ишь тыгдe, матушка.Я, конечно,
забылъзахватить съ собойписьмо Спиридонова.
Я, конечно,
забылъзахватить съ собойписьмо Спиридонова.Хорошенькое было быдeло".
Алла провела ладонью по смятой юбкeи спросила, наморщивъ лобъ: "Аонъ уже
далъсвоюподпись?" "Этотъстарый скотъ Бернштейнъвсеводувозитъ, --
сказалъ Черносвитовъ, роясьвъ чемоданe. -- Еслионижелаютъзадерживать
деньги, то пусть сами, скоты, выкручиваются". "Главное, -- сказалаАлла, --
не забудь объ отсрочкe. Ну что, нашелъ?" -- "На катерe къ чертовой матери --
бормоталъ Черносвитовъ, перебирая какiе-то конверты. -- Онодолжно быть. Не
могло жъ оно запропаститься въ самомъ дeлe". "Если оно пропало, тогда вообще
все пошло прахомъ", -- сказала она недовольно. "Тянутъ, тянутъ, -- бормоталъ
Черносвитовъ, -- вотъ и возись съ ними.Опупeть можно. Я будуоченьрадъ,
если Спиридоновъ откажется". --"Датыневолнуйся такъ,найдется",--
сказала Алла,но видимои самабылавстревожена. --"Есть, славаТебe,
Господи!"--воскликнулъЧерносвитовъ искользнулъ глазами по найденному
листку, при чемъ отъ вниманiя челюсть у него отвисла. -- "Не забудьсказать
объотсрочкe", -- напомнила ему Алла. "Добже",--сказалъ Черносвитовъи
поспeшно вышелъ.
Этотъдeловой разговоръ привелъМартынавъ нeкотороенедоумeнiе. Ни
мужъ, нижена не притворялись, -- они дeйствительно совершенно забыли о его
присутствiи, погрузившисьвъ свои заботы. Алла, однако, сразувернулась къ
прежнему настроенiю,посмeялась,чтовъГрецiитакiяскверныядверныя
задвижки -- сами выскакиваютъ,-- ана тревожныйвопросъМартынапожала
плечами: {49}"Ахъ, я увeряю тебя, онъничего не замeтилъ".Ночью Мартынъ
долгоне могъуснутьивсесътeмъже недоумeнiемъприслушивалсякъ
самодовольномухрапу. Когда, черезътри дня, онъ съматерьюотплывалъ въ
Марсель,Черносвитовы прieхалипровожать въ Пирей: они стояли на пристани,
держась подруку, и Аллаулыбаласьимахаламимозовойвeткой.Наканунe,
впрочемъ, она всплакнула.
X.
Нанее,наэтузаглавнуюкартинку,оказавшуюсяпослeснятiя
полупрозрачнаголистка,грубоватой,подчеркнутояркой,Мартынъснова
опустилъ дымку, сквозь которую краски прiобрeтали таинственную прелесть.
Инабольшомътрансатлантическомъпароходe,гдeвсебылочисто,
отшлифованно,просторно,гдe былъ магазинътуалетныхъвещей, ивыставка
картинъ, иаптека, и парикмахерская, и гдeпо вечерамъ танцовали на палубe
тустэпъифокстротъ, --онъ съ восторженнойгрустью думалъо тоймилой
женщинe, о ея нeжной, слегкавпалой груди и ясныхъглазахъ, и о томъ, какъ
непрочно похрустывалаона въ егообъятiяхъ, приговаривая: "Ай,сломаешь".
Межъ тeмъ, близка былаАфрика, нагоризонтeсъсeверапоявилась лиловая
черта Сицилiи, а затeмъ пароходъ скользнулъ междуКорсикойиСардинiей, и
всe этиузоры знойной суши,которая была гдe-то кругомъ, гдe-то близко, но
проходила невидимкой, плeняли Мартына своимъ безплотнымъ присутствiемъ.