Кончилось тeмъ, что Мартынъ накупилъ въ Лондонe
столько вещей, что десяти фунтовъ не хватило, и пришлось писать дядe, аэто
было особенно непрiятно въ видутуманныхъ объясненiй,которыхъ потребовало
исчезновенiе другихъдесяти фунтовъ. Да, тяжелая, неудачная недeля. Вeдьи
англiйское произношенiе,которымъМартынъ тихогордился,тожепослужило
поводомъдля изысканно насмeшливыхъ поправокъ. Такъ, совершенно неожиданно,
Мартынъ попалъ въ неучи, въ недоросли, въ маменькины сынки. Онъ считалъ, что
это несправедливо, что онъ въ тысячу разъ больше перечувствовалъ и испыталъ,
чeмъбарышнявъшестнадцатьлeтъ.Исънeкоторымъзлорадствомъонъ
расколошматилъ на теннисe какихъ-тоея молодыхълюдей, а вечеромъ наканунe
отъeздапревосходнотанцовалъподъгавайскiй плачъграммофонатустэпъ,
которому научился еще въ Средиземномъ морe.
Въ Кембриджeонъ и подавно почувствовалъ себя иностранцемъ. Встрeчаясь
съ англичанами-студентами, онъ,дивясь,отмeчалъ свое несомнeнноерусское
нутро.Отъполуанглiйскагодeтствау негоосталисьтолькотакiя вещи,
которыя у коренныхъ англичанъ, его сверстниковъ, читавшихъвъ дeтствe тe же
книги, затуманились, уложились въ должную перспективу, -- а жизнь Мартына въ
одномъ {65}мeстeкрутоповернула,пошла по другомупути, и тeмъ самымъ
обстановкаинавыкидeтстваполучилидлянегопривкусънeкоторой
сказочности, и какая-нибудькнига, любимая въ тe дни, оставалась по сейчасъ
въегопамятипрелестнeеиярче,чeмътажекнигавъпамяти
сверстниковъ-англичанъ. Онъ помнилъ и говорилъ словечки, которыя десять лeтъ
назадъ были въ ходусредианглiйскихъ школьниковъ,анынe считались либо
вульгарными,либодосмeшногостаромодными.Синимъпламенемъпылающiй
пламъ-пуддингъ подавалсявъПетербургeне тольконаРождествe,какъ въ
Англiи, а вълюбой день, и, помнeнiю многихъ,у повараЭдельвейсовъ онъ
выходилъ лучше,чeмъпокупные. Въфутболъпетербуржцы игралина твердой
землe, а не на дернe,и штрафной ударъ обозначался неизвeстнымъвъАнглiи
словомъ "пендель".Цвeтаполосатой курточки,купленнойкогда-то у Дрюса,
Мартынъ бы теперь не смeлъ носить, такъ какъ ониотвeчали спортивнойформe
опредeленнаго училища,воспитанникомъ котораго онъникогда не состоялъ.И
вообще всеэтоанглiйское,довольно въ сущности случайное,процeживалось
сквозь настоящее, русское, принимало особые русскiе оттeнки.
XIV.
На заднемъпланe первыхъ кембриджскихъощущенiйвсевремя почему-то
присутствовалавеликолeпнаяосень,которуюонътолько-чтовидeлъвъ
Швейцарiи. Поутрамъ нeжный туманъ заволакивалъ Альпы. Гроздь рябины лежала
посреди дороги, гдe колеи были подернуты слюдянымъ {66} ледкомъ. Ярко-желтая
листваберезъскудeласъкаждымъднемъ,несмотряна безвeтрiе,исъ
задумчивымъ весельемъглядeлосквозьнеебирюзовое небо.
Рыжeлипышные
папоротники;плылипо воздухурадужныяпаутинки,которыядядяГенрихъ
называлъ волосами Богородицы.ИногдаМартынъ поднималъ голову,думая, что
слышитъ далекое, далекоекурлыканiе журавлей, -- но ихъне было. Онъ много
бродилъ,чего-тоискалъ,eздилънаскверномъвелосипедeодногоизъ
работниковъпо шелестящимъ тропинкамъ, а Софья Дмитрiевна, сидя на скамейкe
подъ кленомъ, задумчиво прокалывала острiемъ трости сырые багровые листья на
бурой землe. Такой разнообразной и дикойкрасоты не было въ Англiи, природа
казаласьоранжерейной, ручной; въгеометрическихъ садахъ,подъ моросящимъ
небомъ,она умирала безъ роскошныхъ причудъ, нопо-своемубылипрекрасны
розовато-сeрыя стeны, прямоугольные газоны, покрытые въ рeдкiяпогожiя утра
блeднымъсеребромъинея ивыгнутыйкаменныймостикънадъузкой рeкой,
образовавшiй полный кругъ со своимъ совершеннымъ отраженiемъ.
Нисквернаяпогода, ни ледяная стужа спальни,гдe традицiя запрещала
топить, не могли измeнить мечтательную жизнерадостность Мартына. Одиночество
веселилоего.Своюрабочуюкомнату,жаркiйкаминъ,пыльнуюпiанолу,
безобидныялитографiипостeнамъ,низкiяплетеныякреслаидешевыя
фарфоровыяштучки наполочкахъ, -- все этоонъ отъдуши полюбилъ. Когда,
поздновечеромъ,умирало священноепламякамина,онъ кочергой скучивалъ
мелкiе, ещетлeющiе остатки,накладывалъсверхущепокъ,наваливалъ гору
угля,раздувалъ огонь фукающими {67}мeхамиили,занавeсивъпасть очага
просторнымъ листомъ "Таймса", устраивалъ тягу: напряженный листъ прiобрeталъ
теплую прозрачность, и строки нанемъ,мeшаясь съ просвeчивающими строками
наисподe,казалисьдиковинными знаками тарабарскаго языка. Затeмъ, когда
гулъ и бушеванiеогня усиливались,на газетномълистeпоявлялосьрыжее,
темнeющее пятнои вдругъ прорывалось, вспыхивалъ весь листъ, тяга мгновенно
его всасывала,онъулеталъвъ трубу, --и позднiйпрохожiй, магистръ въ
черномъплащe,видeлъ сквозьсумракъготическойночи,какъизътрубы
вырываетсявъ звeзднуювысь огневласаявeдьма, ина другойдень Мартынъ
платилъ денежный штрафъ.
Будучи одаренъ живымъ и общительнымъ нравомъ, Мартынъоставалсяодинъ
недолго. Довольно скоро онъподружился сънижнимъ жильцомъ, Дарвиномъ,да
познакомился кое-съ-кeмъ нафутбольномъ полe, въ клубe,въ общей столовой.
Онъзамeтилъ,чтовсякiй считаетъ должнымъговоритьсънимъ оРоссiи,
выяснить, что онъ думаетъ о революцiи, объ интервенцiи, о Ленинe и Троцкомъ,
а иные, побывавшiе въ Россiи,хвалили русское хлeбосольство или спрашивали,
незнаетъ лионъслучайноИвановаизъ Москвы.Мартынутакiе разговоры
претили;небрежновзявъ состола томъ Пушкина,онъначиналъпереводить
вслухъ стихи: "Люблюя пышное природы увяданье, въбагрецъ и золото одeтые
лeса". Это возбуждало недоумeнiе, -- и только одинъ Дарвинъ, большой, сонный
англичанинъвъканареечно-желтомъджамперe,развалясьвъкреслe,сопя
трубкой и глядя въ потолокъ, одобрительно кивалъ.