VII.
Вотъсътого годаМартынъстрастнополюбилъпоeзда,путешествiя,
дальнiеогниираздирающiевопли паровозовъвътемнотeночи,и яркiе
паноптикумымгновенныхъ полустанковъ, сълюдьми, которыхъне увидишь {32}
больше никогда. Медленныйотвалъ,скрежетърулевойцeпи,нутряная дрожь
канадскагогрузовогопарохода,накоторомъонъсъматерьювесной
девятнадцатаго года покинулъКрымъ, ненастное море и косо хлещущiй дождь --
не столь располагали къдорожному волненiю,какъ экспрессъ, и только очень
постепенно Мартынъ прониксяэтимъновымъочарованiемъ.Въ макинтошe,въ
черно-бeломъ шарфe вокругъ шеи, всюду сопровождаемая, покаегонеодолeло
море, блeднымъ мужемъ, растрепанная молодая дама, дуя на волосы,щекотавшiе
ей лицо, расхаживала по палубe,и въ ея фигурe, въ летающемъ шарфe, Мартынъ
почуялъвсе то драгоцeнное,дорожное,чeмъ нeкогда егоплeняли клeтчатая
кепка и замшевыя перчатки,надeваемыя отцомъвъ вагонe,иликрокодиловой
кожисумка на ремешкe черезъ плечо у дeвочки-француженки,съкоторой было
такъ весело рыскать по длинному коридору экспресса, вправленному вълетучiй
ландшафтъ.Однатолькоэтамолодаядамавыглядeлапримeрной
путешественницей, -- не то, что остальные люди, которыхъ согласился взять на
бортъ,чтобыневозвращатьсяпорожнякомъ,капитанъ этоголегкомысленно
зафрахтованнаго судна, ненашедшаго въ одичаломъ Крыму товара.Несмотря на
обилiебагажа, безобразнаго, спeшно собраннаго, съ веревками вмeсто ремней,
было почему-то впечатлeнiе, что всeэти людиуeзжаютъналегкe,случайно;
формула дальнихъ странствiй не могла вмeститъ ихъ растерянность и унынiе, --
они словно бeжали отъ смертельной опасности. Мартына какъ-то мало тревожило,
что онотакъи есть, что вонътотъ спекулянтъсъ пепельнымъ лицомъи съ
каратами въ натeльномъпоясe, останься {33} онъ на берегу, былъ бы и впрямь
убитъ первымъ же красноармейцемъ, лакомымъ до алмазныхъ потроховъ. Иберегъ
Россiи,отступившiйвъдождевую муть, такъсдержанно, такъпросто, безъ
единагознака, который бы намекалъ насверхъестественную продолжительность
разлуки, Мартынъ проводилъ почти равнодушнымъ взглядомъ, и, только когда все
исчезло вътуманe,онъвдругъ съ жадностьювспомнилъАдреизъ, кипарисы,
добродушныйдомъ,жителикоторагоотвeчалинаудивленныевопросы
неусидчивыхъсосeдей:"Дагдeжънамъжить,какъневъКрыму?"И
воспоминанiе о Лидe окрашено было иначе,чeмъ тогдашнiя, дeйствительныя ихъ
отношенiя: онъ вспоминалъ, какъоднажды, когдаона жаловалась на комариный
укусъ и чесала покраснeвшее сквозь загаръ мeсто на икрe, онъ хотeлъ показать
ей,какънужно сдeлать ногтемъкрестънавздутiиотъ укуса, аона его
ударилапокисти,ни сътого,ни съ сего.И прощальноепосeщенiеонъ
вспомнилъ, --когда они оба не знали,очемъговорить,ипочему-то все
говорили о Колe, ушедшемъ въ Ялту за покупками, и какое это было облегченiе,
когда онънаконецъ пришелъ.
И прощальноепосeщенiеонъ
вспомнилъ, --когда они оба не знали,очемъговорить,ипочему-то все
говорили о Колe, ушедшемъ въ Ялту за покупками, и какое это было облегченiе,
когда онънаконецъ пришелъ.Длинное,нeжноелицо Лиды, въ которомъбыло
что-то ланье, теперь являлось Мартыну съ нeкоторой назойливостью. И, лежа на
кушеткeподъ тикающимичасами въ каютeкапитана, съкоторымъонъочень
подружился, или въ благоговeйномъ молчанiи раздeляя вахту перваго помощника,
оспой выщербленнагоканадца, говорившагорeдко и съособеннымъжеваннымъ
произношенiемъ, но обдавшаго сердце Мартынатаинственнымъ холодкомъ,когда
онъоднажды ему сообщилъ, что старые морякинапокоe все равно никогда не
садятся, {34} внукисидятъ,адeдъходитъ, море остаетсявъногахъ, --
привыкая ко всемуэтомуморскому новоселью, къмаслянистымъ запахамъ,къ
качкe,къ разнообразнымъстраннымъ сортамъ хлeба, изъ которыхъодинъ былъ
вродe просфоры, Мартынъ все увeрялъ себя, что онъ пустился въ странствiесъ
горя,отпeваетъ несчастнуюлюбовь,но что, глядянаего спокойное,уже
обвeтренное лицо, никто не угадаетъ его переживанiй. Возникали таинственные,
замeчательные люди: былъ канадецъ, зафрахтовавшiй судно, угрюмый пуританинъ,
чеймакинтошъ висeлъвъ капитанской, безнадежноиспорченной уборной маяча
прямо надъ доской;былъ второй помощникъ, по фамилiи Паткинъ, еврейродомъ
изъ Одессы, смутно вспоминавшiйсквозь американскую рeчь очертанiя русскихъ
словъ; а среди матросовъ былъ одинъ Сильвiо, американскiй испанецъ, ходившiй
всегдабосикомъ иносившiйпри себe кинжалъ. Капитанъ однажды появился съ
ободранной рукой, говорилъ сперва, что это сдeлалакошка, но затeмъ Мартыну
по дружбe повeдалъ, что разссадилъеео зубы Сильвiо, которагоударилъ за
пьянствонаборту.ТакъМартынъпрiобщалсякъморю.Сложность,
архитектурность корабля, всeэтиступени, и закоулки,и откидныядверцы,
вскорe выдали ему свои тайны, ипотомъ уже было трудно найти закоулокъ, еще
незнакомый.Межътeмъдамавъполосатомъшарфe,какъбудтораздeляя
Мартынову любознательность, мелькала въсамыхъ неожиданныхъ мeстахъ, всегда
растрепанная,всегда смотрящая вдаль,и уже на второй день ея мужъслегъ,
мотался на клеенчатой лавкe въ каютъ-компанiи, безъ воротничка, а надругой
лавкeлежалаСофьяДмитрiевна,съдолькой{35} лимонавъгубахъ.По
временамъиМартынъчувствовалъ сосущуюпустоту подъ ложечкой и какую-то
общую неустойчивость, -- дама же была неугомонна, иМартынъ уже намeтилъ ее
объектомъ для спасенiявъ случаe бeды. Но, несмотря на бурное море, корабль
благополучнодостигъконстантинопольскагорейда,нахолодномъ,молочно
пасмурномъразсвeтe, и появился вдругъ напалубe мокрый турокъ, и Паткинъ,
считавшiй, что карантинъ долженъбытьобоюдный, кричалъ на него:"Ятебя
утону!" идажегрозилъ револьверомъ.Черезъденьдвинулисьдальше,въ
Мраморное море, и ничего отъ Босфора въ памяти у Мартынане осталось, кромe
трехъ-четырехъ минаретовъ, похожихъ въ туманe нафабричныя трубы, да голоса
дамы въ макинтошe, которая сама съ собой говорила вслухъ, глядя на пасмурный
берегъ; прислушавшись, Мартынъ различилъ слово "аметистовый", но рeшилъ, что
ошибся.