Изволите
заигрывать с народом. Да, он чувствовал себясуровымплебеем,
его душила ненависть (или казалось так), когда, бывало, смотрел
черезрекуназаповедное,барское,кондовое,отражающееся
чернымигромадамивводе (и вдруг - молочное облако черемухи
среди хвой)..
Новая школа строилась на самом пороге века:
тогдаГодунов-Чердынцев,возвратясьизпятогосвоего
путешествия по Центральной Азии, провел лето с молодой женой-
былровновдвоеее старше - в своем петербургском имении. До
какойглубиныспускаешься.Божемой!-в
хрустально-расплывчатомтумане,точно все это происходило под
водой, Иннокентий видел себя почти младенцем, входящим сотцом
вусадьбу,плывущимподивнымкомнатам, - отец движется на
цыпочках, держа перед собой скрипучий пук мокрых ландышей, -и
всекакбудтомокро: светится, скрипит и трепещет - и ничего
большенельзяразобрать,-ноэтосделалосьвпоследствии
воспоминаниемстыдным - цветы, цыпочки и вспотевшие виски Ильи
Ильича стали тайными символами подобострастия,особеннокогда
онузнал,что отец был выпутан "нашим барином.из мелкой, но
прилипчивой политической истории - угодил бы в глушь,кабыне
его заступничество".
Таня говаривала, что у них есть родственники
нетольковживотномцарстве,ноиврастительном,и в
минеральном. И точно: в честь Годунова-Чердынцева названыбыли
новыевидыфазана, антилопы, рододендрона и даже целый горный
хребет (сам он описывал главнымобразомнасекомых).Ноэти
открытияего,ученыезаслугиитысячаопасностей,
пренебрежениемккоторымонбылзнаменит,невсехмогли
заставитьотноситьсяснисходительнокегородовитостии
богатству. Не забудем, кроме того, чувств известной части нашей
интеллигенции,презирающейвсякоенеприкладное
естествоиспытание ипотомуупрекавшейГодунова-Чердынцевав
том,чтоонинтересуется "лобнорскими козявками. больше, чем
русскиммужиком.ВраннейюностиИннокентийохотноверил
рассказам (идиотическим) о его дорожных наложницах, жестокостях
вкитайскомвкусеиобисполненииимсекретных
правительственныхпоручений, в пику англичанам... Его реальный
образ оставался смутным: рука без перчатки,бросающаязолотой
(аещераньше-припосещенииусадьбы - хозяин смешался с
голубым калмыком, встреченным в зале). ЗасимГодунов-Чердынцев
уехалвСамаркандилив Верный (откуда привык начинать свои
прогулки); долго не возвращался,семьяжеего,по-видимому,
предпочиталакрымское имение петербургскому, а по зимам жила в
столице.
Там, на набережной, стоял их двухэтажный, выкрашенный
воливковый цвет особняк. Иннокентию случалось проходить мимо:
помнится,вцельномокне,сквозьгазовыйузорзанавески,
женственнобелеласькакая-то статуя - сахарно-белая ягодица с
ямкой.Балконподдерживалиоливковыекруторебрыеатланты:
напряженностьих каменных мышц и страдальческий оскал казались
пылкому восьмикласснику аллегорией порабощенногопролетариата.
Иразадва, там же на набережной, ветреной невской весной, он
встречалмаленькуюГодунову-Чердынцеву,сфокстерьером,с
гувернанткой,- они проходили как вихрь, - но так отчетливо, -
Тане было тогда, скажем, лет двенадцать, - она быстро шагала, в
высокихзашнурованныхсапожках,вкороткомсинемпальто с
морскими золотыми пуговицами, хлещасебя-чем?-кажется,
кожанымповодком по синей в складку юбке, - и ледоходный ветер
трепаллентыматросскойшапочки,ирядомстремилась
гувернантка,слегкапоотстав, изогнув каракулевый стан, держа
на отлете руку, плотно вделанную в курчавую муфту..
Он жил у тетки (портнихи) на Охте, был угрюм,
несходчив,училсятяжело,снадсадом, с предельной мечтой о
тройке, но неожиданно длявсехсблескомокончилгимназию,
послечегопоступилнамедицинскийфакультет;приэтом
благоговение его отца передГодуновым-Чердынцевымтаинственно
возросло. Одно лето он провел на кондиции под Тверью; когда же,
виюнеследующегогода,приехалвЛешино,узналнебез
огорчения, что усадьба за рекой ожила.
Еще об этой реке, высоком береге, о старой
купальне:кней,ступеньками,сжабой на каждой ступеньке,
спускалась глинистая тропинка, начало которой не всякий отыскал
бысредиольшаниказа церковью.Его постоянным товарищем по
речной части был Василий,сынкузнеца,малыйнеопределимого
возраста-самв точности не знал, пятнадцать ли ему лет или
все двадцать, - коренастый, корявый, взалатанныхбрючках,с
громаднымибосымиступнями,окраскойнапоминающимигрязную
морковь,итакойжемрачный,какимбылотупорусам
Иннокентий.Гармоникамиотражалисьсваивводе, свиваясь и
развиваясь подгнилымимосткамикупальнижурчало,чмокало;
червивялошевелилисьвзапачканнойземлей жестянке из-под
монпансье. Натянув сочную долю червяка накрючок,так,чтобы
нигденеторчалоострие,исдобрив молодца сакраментальным
плевком, Василий спускал через перила отягощенную свинцом лесу.
Вечерело;черезнебопротягивалось что-то широкое, перистое,
фиолетово-розовое - воздушный кряж с отрогами, - и ужешныряли
летучиемыши - с подчеркнутой беззвучностью и дурной быстротой
перепончатых существ.Междутемрыбаначиналаклевать,и,
пренебрегая удочкой, попросту держа в пальцах лесу, натуженную,
вздрагивающую,Василийчуть-чутьподергивал,испытывая
прочностьподводныхсудорог,ивдруг вытаскивал пескаря или
плотву; небрежно, даже с каким-тозалихватскимхрустом,рвал
крючокизмаленького,круглого,беззубого рта рыбы, которую
затем пускал (безумную, с розовой кровью на разорваннойжабре)
встекляннуюбанку,гдеужеплавал,выпятивгубу, бычок.