Предубежденность будет застилать вам зрение. Вы же не считаете, что надо расстреливать всякого, чьи политические взгляды не соответствуют вашим, правда?
– Нет, – невинным тоном ответил Карлуш. – Это было бы несправедливо.
Карлуш подался было вперед, но диван скрипнул, и он замер. Припухшие карие глаза сеньоры Оливейры заморгали.
– «Слогги», – сказала она.
– Вам что‑то неожиданно пришло в голову, дона Оливейра?
– Ужасная мысль… когда вы заинтересовались ее бельем.
– Ваш муж уже рассказал нам, что Катарина с некоторых пор стала жить половой жизнью.
Карлуш откинулся на диванную спинку. Женщина потрогала пальцем губу с размазанной помадой.
– Дона Оливейра?
– Разве вы что‑то спросили меня, инспектор Коэлью?
– Мне хотелось бы знать, о чем вы задумались. Это может оказаться полезным.
– Всякая мать боится, что дочь ее могут изнасиловать и убить, – ответила она быстро, но так, словно сама не допускала подобной мысли.
– Каковы были ваши отношения с дочерью последние пару лет?
– Он же рассказал вам о… – Она осеклась.
– О чем именно? – быстро спросил я.
Она метнула взгляд на Карлуша.
– О том, что мы с ней не ладили.
– Мать и дочь не обязательно…
– Соперницы, – закончила она за меня.
– Соперницы? – Я удивился, и она этим воспользовалась:
– Не думаю, что это поможет вам найти Катарину.
– Мне хотелось бы узнать побольше о ее душевном состоянии. Не могло ли оно стать причиной какой‑либо неприятности с ней. Такая уверенная в себе девушка… Тут могло случиться что‑то…
– Почему вы говорите, что она уверена в себе?
– Она выступает на сцене. Для этого требуется известная…
– Выступления были не очень‑то успешные, – перебила она и тут же перескочила на другое: – Да, она может показаться старше своего возраста.
– Поэтому вы и заговорили о соперничестве?
Взгляды наши встретились, но уже через несколько секунд она, не выдержав, опустила глаза. Взволнованная, она облокотилась на кофейный столик и забарабанила по нему пальцами в кольцах.
– Я не… не знаю, что он вам рассказал, – сказала она, косясь на дверь.
– Просто расскажите, что произошло.
– Он рассказал вам, что я застала Катарину в постели с моим братом?
– Почему вы назвали это соперничеством?
– Ему тридцать два года.
– Но он же ваш брат.
– Не вижу смысла обсуждать сложности женщины среднего возраста с человеком, который разыскивает мою дочь. Но если она могла соблазнить его, то может…
– Ваш муж тоже так считает.
– Так что это безнадежно.
– Возможно, ваш брат как раз и будет нам полезен.
– Не понимаю, зачем впутывать его в данном случае.
– Не понимаете?
– Катарину я застала в постели не с ним, а с моим любовником, – сказала она совершенно хладнокровно, внезапно отбросив всякое притворство.
– Вы все еще видитесь с ним?
– Вы, кажется, с ума сошли, инспектор!
– А ваша дочь?
Молчание.
– Не знаю, – после паузы отвечала она.
– Мне необходимо переговорить с ним, – сказал я.
Карлуш сунул ей в руки блокнот. Она сердито черкнула в нем что‑то, поставив в конце точку так энергично, что чуть не проткнула насквозь обложку.
– Каким образом это стало известно вашему мужу?
Она решительно вздернула вверх подбородок.
– Вы легко можете себе представить атмосферу этого дома, наши отношения с Катариной. Муж поговорил с ней. Разговаривать он умеет. Вот и вытряс из нее признание.
– Значит, она соблазнила вашего любовника… этого Паулу Бранку?
– Соблазну нежного юного тела трудно противиться. Так мне было сказано, – проговорила она с неподдельной горечью.
– Она употребляла наркотики. Вашему мужу известно насчет гашиша. О более серьезных препаратах ничего сказать не можете?
– Я в них не разбираюсь. Сама я наркотиков не пробовала.
– Но вам же знакомо ощущение, вызванное снотворным, не правда ли, сеньора Оливейра?
– Просто засыпаешь, и все.
– Я имею в виду – наутро.
Она недоуменно моргнула.
– Разве снотворное не дает некое особое ощущение отделенности от окружающего? Как будто реальность отходит от вас куда‑то? Не замечали ли вы когда‑нибудь и Катарину в подобном состоянии или, возможно, наоборот – в состоянии взвинченном, возбужденном, в состоянии гиперактивности, как это, по‑моему, называется?
– Я, право, не знаю, – сказала она.
– Значит ли это, что вы не замечали, или же…
– Это значит, что с некоторых пор меня это не заботит.
Последовала долгая пауза, во время которой слышен был только работающий кондиционер.
– Откуда она брала деньги? – спросил я.
– Я выдавала ей пять тысяч эскудо в неделю.