Безусловно он был
для нас всем - инашимсинимполосатымносорогом,идвояковыпуклым
зажигательным стеклом - словом,всем,чтонасокружало.Онбыл и нашим
гениальнымсоветчиком,нашейпортативной совестью, нашим штурманом, нашим
единственным и непревзойденным поэтом, а так как молчаливостью он никогда не
отличался,иболеетого,целыхсемь лет, с самого детства, участвовал в
радиопрограмме "Умный ребенок", которая транслировалась по всей Америке, и о
чемтолькоонвнейнераспространялся. Потому-то он прослыл среди нас
"мистиком",и "оригиналом", и "эксцентриком". И так как я решил сразу взять
быка за рога, я с самого начала собираюсь провозгласить - еслитолько можно
одновременно и орать, и провозглашать, - что именно он - человек, которого я
ближевсегознал,скемнеизменнодружил,чащевсегоподходилпод
классическоеопределение"МУКТА", как я его понимаю, то есть был подлинным
провидцем,богознатцем.Вовсяком случае, насколько я понимаю, его нельзя
описатьв традиционном лаконичном стиле, и мне трудно представить себе, что
кто-нибудь - именьшевсегоясам-могбырассказатьо нем точно и
определенно, в один присест или в несколько приемов, будь то за месяц или за
год.Первоначальнояхотелна этих страницах написать короткий рассказ о
Симореиназвать его "Симор. Часть ПЕРВАЯ", нарочно выделив слово "ПЕРВАЯ"
крупнымибуквами и тем самым поддерживая больше во мне самом, Бадди Глассе,
чемвчитателе,уверенность,чтоза"первым" последуют другие (второй,
третий,аможетбыть,и четвертый) рассказы о нем же. Эти планы давно не
существуют.Ноеслиониещеживы, а я по! дозреваю, что при создавшемся
положенииэтовполневероятно,топрячутсяони где-то в подполье, быть
может, выжидая, чтобы я, когда придет охота писать, трижды постучался к ним.
Вданном же случае я отнюдь не являюсь просто автором небольшого рассказика
омоембрате.Скореевсего, я похож на з_а_п_а_с_н_и_к, где полным-полно
каких-топристрастных,ещенераспутанныхсведенийо нем. Думаю, что я
главнымобразомбылиостаюсьдосихпорпросторассказчиком,но
рассказчикомцелеустремленным,кровнозаинтересованным.Мне хочется всех
перезнакомить,хочется описывать, дарить сувениры, амулеты, хочется открыть
бумажники раздавать фотографии, словом, хочется поступать, как бог на душу
положит.Разветутосмелишься даже близко подойти к чему-то законченному,
вродекороткойновеллы? Да в таком материале художники-одиночки, толстячки
вроде меня, тонут с головой.
А ведь мне надо рассказать вам массу вещей, и вещей не всегда приятных.
Например,яужесказал, вернее разгласил, очень многое про моего брата. И
вы,безусловно, не могли этого не заметить. Разумеется, вы также заметили -
и от м_е_н_я это тоже не ускользнуло, - что все сказанное мной про Симора (а
это относится вообще к людям одной с ним крови), было чистейшим панегириком.
Тутмнеприходитсяостановиться.Хотяясно,что я "пришел не хоронить,
пришелотрыть"[4],а вернее всего, "хвалить", я тем не менее подозреваю,
чтотуткаким-тообразомпоставленанакартучестьвсехспокойных,
бесстрастныхрассказчиков.НеужтоуСимора с_о_в_с_е_м не было серьезных
недостатков,пороков,никакихподлых поступков, о которых можно упомянуть
хотя бы мимоходом? Да кто же он был, в конце концов? С_в_я_т_о_й, что ли?
Слава Богу, не моя забота отвечать на этот вопрос. (Уф, какое счастье!)
Позвольтемне переменить тему и без всяких околичностей доложить вам, что в
характереСимора было столько разных, противоречивых сторон, что их труднее
перечислить,чемназваниявсехсуповфирмыБелл.Ивразличных
обстоятельствах, при различной чувствительности и обидчивости младших членов
нашегосемейства,этоихвсехдоводило до белого каления. Прежде всего,
существуетоднадовольножуткая черта, свойственная всем богоискателям, -
они иногда ищут Творца в самых немыслимых и неподходящих местах: например, в
радиорекламе, в газетах, в испорченном счетчике такси - словом,буквально
гдепопало,нокакбудтовсегдас полнейшим успехом. Кстати, мой брат,
будучи уже взрослым, имел неприятнейшую привычку - совать указательный палец
впереполненную пепельницу и раздвигать окурки по краям, ухмыляясь при этом
вовесь рот, словно ожидая, что вдруг, в пустоте посреди пепельницы, увидит
Младенца-Христа,безмятежноспящегомежокурков,причемниследа
разочарованиянафизиономииСимораяникогдане видал. (Кстати, есть у
человека верующего одна примета - тутнеимеетзначения: принадлежит он к
какой-либо определенной Церкви или нет. Кстати, сюда я почтительно причисляю
всехверующиххристиан,которыеподходятподопределениевеликого
Вивекананды: "Узри Христа, и ты христианин. Все остальное - суесловие").
Итак,примета,свойственнаятаким людям, заключается в том, что они часто
ведутсебякакюродивые,почтикакидиоты.Асемья человека поистине
выдающегосячастопроходитвеликое испытание страхом, боясь, что он будет
вестисебянетак,какположено такому человеку. Я уже почти покончил с
перечислениемвсех странностей Симора, но не могу не упомянуть еще об одной
егочерте,которая, по-моему, изводила людей больше всего. Речь идет о его
манере говорить, вернее - о всяческих странностях в его разговоре. Иногда он
был немногословен, как привратник траппистского монастыря, - иэтомогло
тянуться целыми днями, а иногда и неделями, - аиногдаонговорилне
умолкая.Когдаегозаводили(анадодля ясности сказать, что его вечно
кто-нибудьзаводили тут же, конечно, подсаживался поближе, чтобы выкачать
изнегокакможнобольше мыслей) , так вот, стоило его завести, и он мог
говоритьчасами, иногда не обращая ни малейшего внимания, сколько человек -
один, два или десять - с ним в комнате.