Среди
людей он - куличок-поморник,ия спешу рассказать вам то, что я знаю о его
перелетах, о температуре его тела, о его невероятном, фантастическом сердце.
С начала 1948 года я сижу (и мое семейство считает, что сижу буквально)
наотрывномблокноте, где поселились сто восемьдесят четыре стихотворения,
написанныхмоимбратомза последние три года его жизни как в армии, так и
внеее,главнымобразомименновармии, в самой ее гуще. Я собираюсь в
скором времени - надеюсь,это дело нескольких дней или недель - оторвать от
себяоколостапятидесятиизнихиотдатьпервомуохочему до стихов
издателю,укоторогоесть хорошо отглаженный костюм и сравнительно чистая
параперчаток,пустьунесетих от меня в свою темную типографию, где, по
всейвероятности,ихвтиснутв двухцветную обложку и на обороте поместят
несколькодостранности неуважительных отзывов, выпрошенных у каких-нибудь
поэтови писателей "с именем", которые не стесняются публично высказаться о
своихсобратьяхпоперу(обычноприберегаясвоидвусмысленные,более
лестные,половинчатыепохвалы для своих приятелей или для скрытой бездари,
дляиностранцевивсякихюродствующихчудил, а также для представителей
смежныхпрофессий),апотомстихипередадутнаотзывввоскресные
литературныеприложения,где,ежелинайдетсяместои ежели критическая
статьяоновой,полной,и_с_ч_е_р_п_ы_в_а_ю_щ_е_йбиографииГровера
Кливлендаокажетсянеслишкомдлинной, эти стихи будут мимоходом, в двух
словахпредставленылюбителямпоэзиикем-нибудьизнебольшойгруппки
штатных, умеренно-оплачиваемых буквоедов или подсобников со стороны, которым
можно поручить отзыв о новой книге стихов не потому, что они сумеют написать
еготолковоилидушевно,апотому,чтонапишуткакможнокорочеи
выразительнее других. (Пожалуй, не стоит так презрительно о них отзываться.)
Ноужеслипридется, я попытаюсь все объяснить четко и ясно. И вот, после
тогокакяпросидел на этих стихах больше десяти лет, мне показалось, что
былобы неплохо, во всяком случае вполне нормально, без всякой задней мысли
обосноватьдвеглавные, как мне кажется, причины, побудившие меня встать и
сойтис этого блокнота. И я предпочитаю обе эти причины сжать в один абзац,
упаковатьих,таксказать, в один вещмешок отчасти потому, что не хочу их
разрознять,аотчастипотому,что я вдруг почувствовал: они мне больше в
дороге не понадобятся.
Итак, первая причина - нажимсосторонывсейсемьи.Вообще-то наша
семья - обычное, может быть, вы скажете, даже слишком обычное явление, а мне
и слушать про это неохота, но факт тот, что у меня есть четверо живых, шибко
грамотныхивесьма бойких на язык младших братьев и сестер, полуеврейских,
полуирландскихкровей,даеще,наверно,испримесьюкаких-точерт
характера, унаследованных от Минотавра, - двоебратьев, из которых старший,
Уэйкер, - бывшийстранствующийкартезианский проповедник и журналист, ныне
ушедший в монастырь, и второй, Зуи, - актерпо призванию и убеждениям, тоже
человек страстно увлеченный, но ни к какой секте не принадлежащий - изних
старшему тридцать шесть, а младшему, соответственно, двадцать девять, - и
две сестры, одна - подающаянадежды молодая актриса, Фрэнни, другая, Бу-Бу,
- бойкая,хорошоустроенная мать семейства - ей тридцать восемь, младшей -
двадцать пять лет.
С 1949 года ко мне то и дело приходили письма - тоиз
духовнойсеминарии,тоизпансиона,тоиз родильного отделения женской
клиникиилибиблиотекинапароходе"КуинЭлизабет", на котором плыли в
Европу студенты по обмену, словом, - письма,написанныевперерывах между
экзаменами,генеральнымирепетициями,утреннимиспектаклямииночными
кормлениями младенцев, и все письма моих достойных корреспондентов содержали
довольнорасплывчатые,но весьма мрачные ультиматумы, грозя мне всяческими
карами, если я как можно с_к_о_р_е_е не сделаю наконец что-нибудь со стихами
Симора.Необходимотутжедобавить,чтояне только пишу, но и состою
лектором по английской литературе, на половинном окладе, в женском колледже,
насеверештатаНью-Йорк, неподалеку от канадской границы. Живу я один (и
кошки,прошу запомнить, у меня тоже нет) в очень скромном, чтобы не сказать
ветхом,домике,в глухом лесу, да еще на склоне горы, куда довольно трудно
добираться.Несчитаяучащихся, преподавателей и пожилых официанток, я во
времярабочейнедели,даивсегоучебногогода,почтинискем не
встречаюсь.Корочеговоря,япринадлежуктомуразрядулитературных
затворников,которыхпростымиписьмамиможнозапростонапугатьи даже
заставить что-то сделать. Но у каждого человека есть свой предел, и я уже не
могубездроживколенках отпирать свой почтовый ящик, боясь найти среди
каталоговсельскохозяйственного инвентаря и повесток из банка многословную,
пространную, угрожающую открытку от кого-нибудь из моих братцев или сестриц,
причем не мешает добавить, что двое из них пишут шариковыми ручками.
Второйповод,которыйзаставляетменянаконец отделаться от стихов
Симора,тоестьсдатьихв печать, честно говоря, относится скорее не к
эмоциональным, а к физическим явлениям. (Распускаю хвост, как павлин, потому
чтоэтатема ведет меня прямо в дебри риторики.) Воздействие радиоактивных
частиц на человеческий организм - излюбленнаятема1959года,для
закоренелыхлюбителейпоэзиидалеконеновость.Вумеренныхдозах
первоклассныестихиявляютсяпревосходнымиобычнобыстродействующим
средствомтермотерапии. Однажды в армии, когда я больше трех месяцев болел,
кактогданазывали,амбулаторнымплевритом,явпервыепочувствовал
облегчение,когдаположилв нагрудный карман совершенно безобидное с виду
лирическоестихотворение Блейка и день-два носил его как компресс. Конечно,
всякиезлоупотреблениятакимиконтактами рискованны и просто недопустимы,
причемопасностьпродолжительного соприкосновения с такой поэзией, которая
явнопревосходитдажето,что мы называем первоклассными стихами, просто
чудовищна.Вовсякомслучае,ясоблегчением, хотя бы на время, вытащу
из-подсебяблокнотсо стихами моего брата. Чувствую, что у меня обожжен,
хотяине сильно, довольно я большой участок кожи.