--Откудавы знаете?Роберт Хирш
предупреждал,чтовы можете приехать днями. Меня зовутВладимир Мойков. Я
тут и за управляющего, и за горничную, и официант, и мальчик на побегушках.
--Мне повезло, что вы говорите по-французски Молчал бы тут, как рыба.
Мойков пожал мне руку.
--Говорят,под водой рыбы весьма общительные создали, -- заявил он. --
Ктоугодно,тольконемолчуны.Согласноновейшим научнымразысканиям.
Можете, кстати, говорить со мной и по-немецки.
--Вы немец?
ЛицоМешковасморщилосьмножеством борозди складочек-- этобыла
улыбка.
--Нет. Яостаточныйпродуктмногих революций. Сейчасяамериканец.
Прежде побывалчехом, русским,поляком, австрийцем, смотряпотому,кто
стоялвгородишке,откудародоммоямать. Даженемцемпобывал--в
оккупации. Что-то вид у вас какой-то жаждущий. Хотите рюмку водки?
Я замялся, подумав о моих стремительно тающих финансах.
--А сколько у вас стоит комната? -- спросил я.
--Самаядешевая два доллара за ночь.-- Мойков направился кдоскес
ключами. -- Правда, это скорее каморка. Без роскоши и без удобств. Но ванная
в том же коридоре.
--Я ее беру. А на месяц не дешевле?
--Пятьдесят долларов. И сорок пять, если платите вперед.
--Хорошо.
Мойков осклабился в ухмылке старого павиана.
--Рюмкаводки при заключениидоговораобязательна.Засчетотеля.
Водка, кстати, очень хорошая. Я сам ее делаю.
--Мыкогда-тотожеделали,вШвейцарии,разводилипятьдесятна
пятьдесятсдобавлениемкусочкасахараи наперсткасмородинныхпочек.
Спиртом нас снабжалаптекарь. Водкаполучалась отменнаяидешевле самого
отвратногомагазинногошнапса.Да,блаженноебыло времечко, зимой сорок
второго.
--В тюрьме?
--Втюрьме в Беллинцоне.К сожалению, только одну неделю. Нелегальное
пересечение границы.
--Смородинныепочки, --повторил Мойков задумчиво.-- А что, хорошая
идея! Только где найти в Нью-Йорке смородинные почки?
--Они все равно почти не дают вкуса, -- утешил я его. -- А идею подарил
мне один белорус. Водка у вас и правда очень хорошая.
--Вот и замечательно. В шахматы играете?
--Да,нов тюремные. Не в гроссмейстерские. Беженские шахматы, только
чтобы отвлечься от прочих мыслей.
Мойков кивнул.
--Бываютещеязыковыешахматы,--заметилон.--Широкоздесь
практикуются.Шахматымобилизуютабстрактноемышление,занимихорошо
повторять английскую грамматику. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.
Комната действительнооказалась каморкой, выходила на заднийдвор,и
светав ней было немного.
Язаплатил сорокпять долларов ис облегчением
поставилчемодан.Освещаласькомнатаиз-подпотолкапаройчугунных
светильников,но имеласьздесьималенькаянастольнаялампас зеленым
абажуром. Я удостоверился, что лампа работает, значит, можно будет оставлять
еена ночь.Послекладовки брюссельского музея я ненавижу спать впотьмах.
Потом я пересчитал свои деньги. Я понятия не имел, как долго можно прожить в
Нью-Йорке на пятьдесят четыре доллара, но меня это нискольконе угнетало. У
меня слишком частоне было за душой и сотой доли этой суммы. Как сказал мне
незадолгодосмертипокойныйЗоммер,чьим паспортом я теперь благодарно
пользовался: пока ты жив, ничто не потеряно до конца. Даже странно, до какой
степени одни и те же слова могут казаться то истиной, а то ложью.
--Вот вам письмо от Роберта Хирша, -- сказал мне Мойков,когда я снова
спустилсявниз. -- Оннезнал точно, когда выприедете. Вам лучшевсего
простосходить кнему ближе к вечеру. Днем он работает, как и почти всякий
здесь.
Работа, подумал я. Легальная! Счастье-то какое! Вот бы и мне так... Мне
еслии случалось работать, то только по-черному, украдкой, в вечномстрахе
перед полицией.
III
К Хиршу я отправился уже в полдень. Не хотелосьстолько ждать. Я легко
нашелнебольшоймагазинчик,вокнахкоторогобыливыставленыдва
репродуктора, электрическиеутюги, фены для сушки волос и кипятильники; все
это горделиво посверкивало сталью и хромом, -- но дверь заперта., Я подождал
немного, апотом сообразил, чтоРоберт Хирш,наверное,ушелнаобед. Я
разочарованноотвернулсяотдверии внезапно сам испытал острыйприступ
голода. Не зная, как быть,я осмотрелся по сторонам. Очень хотелось поесть,
не убухав на это кучу денег. На ближайшем углу яуглядел магазинчик, с виду
похожий на аптеку. В витрине красовались клизмы, флаконы с туалетной водой и
рекламааспирина,ноза раскрытой дверью виднелосьнечтовроде бара, за
стойкой сидели люди и явно что-то ели. Я вошел.
Парень в белой куртке нетерпеливо спросил меня из-за стойки:
--Что вам?
Я растерялся, не зная, что ответить.Впервые в Америке мне приходилось
самому заказывать себе еду. Я показал на тарелку соседа.
--Гамбургер? -- рявкнул парень.
--Гамбургер, -- ответиля изумленно. Вот уж не ожидал,что мое первое
слово по-английски будет немецким.
Гамбургер оказался сочным ивкусным. Я съел к нему две булочки. Парень
опять что-то рявкнул.Я напрочь не понимал,чего он от меня добивается, но
увидел, что на тарелке у соседа уже мороженое. Я снова ткнулв его сторону.
Сто летмороженого неел. Однакопарню этого оказалосьнедостаточно.Он
показал на длиннющее табло у себя за спиной и рявкнул еще громче.
Сосед взглянул на меня. У него были лысина и жесткие, будто из конского
волоса, усы.
--Какой сорт? -- сказал он мне почти по складам, точно ребенку.
--Самый обычный, -- ответил я, лишь бы выпутаться.