На сколько она у тебя, кстати?
--Восемь недель. Ты что, правда думаешь, что ее можно продлить?
--Почему нет? Левин и Уотсон довольно надежные ребята.
Яоткинулся наспинку стула. Как-тоя вдруг весьразмяк. Впервые за
много лет. Хирш взглянул на меня. Потом рассмеялся.
--Давай-ка отметимтвоевступлениевмещанскуюстадию эмигрантской
жизни,--заявил он. -- Мыпойдем ужинать. Все,Людвиг,кончились этапы
страстного пути.
--До завтрашнегоутра,--возразил я. --Азавтра я отправлюсьна
поиски работы и тут же опять вступлю в конфликт с законом. Каково, кстати, в
здешних тюрьмах?
--Очень демократично. В некоторых даже радио в камерах. Если в твоей не
будет, я тебе пришлю.
--А лагеря для интернированных в Америке есть?
--Да. Но в порядке исключения только для подозреваемых в нацизме.
--Вот этофортель!--Я встал. -- Икудаже мы пойдемужинать?В
американскую аптеку? Я сегодня в одной такой обедал. Очень здорово. Там тебе
и презервативы, и мороженое сорока двух сортов.
Хирш засмеялся.
--Это был драгстор. Нет, сегодня мы пойдем в другое место.
Он запер двери магазина.
--Это твоя, что ли, лавочка? -- спросил я.
Он покачал головой.
--Яздесьтолько обычныйрядовой продавец, -- сказал он свнезапной
горечьювголосе.-- Невзрачный лавочник сутра довечера. Ктобымог
подумать!
Яничегоне ответил.Я-тобы счастливбыл,позволь мне кто-нибудь
поработать продавцом. Мывышли на улицу.Стылыйзакатныйбагрянецробко
заглядывал между домами,будто заблудившийсяи вконецпродрогший бродяга.
Два самолетас мерным жужжанием плыли поясному небу. Никто не обращална
нихвнимания,никто неразбегалсяпоподворотням,непадал ничкомна
асфальт.Двойная цепочкафонарей разомзажгласьпо всей длине улицы.По
стенамдомовобезумевшимиобезьянамиметалисьвверх-внизразноцветные
вспышки неоновых рек лам. В Европе в это время уже стояла бы кромешная тьма,
как в угольной шахте.
--Подумать только, тут и в самом деле нет войны, -- сказал я.
--Да, -- отозвался Хирш. -- Войны нет. Никаких руин, никакой опасности,
никаких бомбежек -- ты ведь об этом, верно? -- Онусмехнулся. --Опасности
никакой, зато от бездеятельного ожидания выть хочется.
Я взглянул на него. Лицо его снова было замкнуто и ничего не выражало.
--Ну, что-что, а уж это я смог бы выносить довольно долго, -- сказал я.
Мы вышли на большуюулицу,повсей длине которойкрасными, желтыми,
зелеными бликами весело перемигивались светофоры.
--Мы пойдем в рыбный ресторан, -- решил Хирш. -- Ты незабыл,какмы
последний раз ели рыбу во Франции? Я рассмеялся.
--Нет, это яхорошо помню.
-- Ты незабыл,какмы
последний раз ели рыбу во Франции? Я рассмеялся.
--Нет, это яхорошо помню. ВМарселе. Вресторанчике Бассов старом
порту.Я ел рыбнуюпохлебку счесноком шафраном, атысалат изкрабов.
Угощалты.Это была наша последняя совместная трапеза.Ксожалению,нам
помешалиее завершить:оказалось,вресторане полиция,инампришлось
смываться. Хирш кивнул.
--На сейраз,Людвиг,обойдетсябез помех.Здесь тыне каждый миг
балансируешь между жизнью и смертью.
--И слава Богу!
Мыостановилисьпереддвумябольшими,яркоосвещеннымиокнами.
Оказалось, это витрина.Рыба и прочаяморская живность были выложены здесь
на мерцающем насте дробленого льда. Аккуратные шеренги рыб живо поблескивали
серебромчешуи, но смотрелитусклыми, мертвымиглазами; разлапистые крабы
отливалирозовым --ужесварены; зато огромные омары,походившие в своих
черных панцирях на средневековых рыцарей, былиеще живы.Поначалу это было
не заметно, илишьпотомтызамечалслабые подрагивания усов ичерных,
выпученныхглаз пуговицами. Эти глазасмотрели, онисмотрели и двигались.
Огромные клешнилежали почтинеподвижно:вихсочленения быливоткнуты
деревянные шпеньки, дабы хищники не покалечили друг друга.
--Ну разве это жизнь, -- сказал я. -- На льду, распятые, и даже пикнуть
не смей. Прямо как эмигранты беспаспортные.
--Я тебе закажу одного. Самого крупного.
Я отказался:
--Несегодня,Роберт.Не хочусвой первыйжеденьознаменовывать
убийством. Сохранимжизнь этим несчастным. Даже столь жалкоесуществование
им,наверное, кажетсяжизнью, и они готовы еезащищать. Закажу-ка я лучше
крабов. Они уже сварены. А ты что будешь?
--Омара! Хочу избавить его от мук.
--Двамировоззрения,-- заметиля. -- Утебя болеежизненное.Мое
недостаточно критично.
--Ничего, скоро это изменится.
Мывошли в ресторан "Дарыморя".Нас обдало волной тепла и одуряющим
запахом рыбы.Почтивсе столики были заняты. По залу носились официантыс
огромнымиблюдами, из которых,словно кости послелюдоедскогопиршества,
торчалиогромныекрабьи клешни. Заоднимиз столиков, растопыривлокти,
восседали двое полицейских, присосавшихся к крабьим клешням, точно кгубным
гармошкам.Янепроизвольнопопятился,ищаглазамивыход.РобертХирш
подтолкнул меня в спину.
--Бегатьбольше незачем, Людвиг, -- сказал он со смешком.--Правда,
легальная жизнь тоже требует мужества. Иногда даже большего, чем бегство.
Сидя в красном плюшевом будуаре, который именовался в "Мираже" салоном,
яучил английскую грамматику. Было уже поздно, но спать идти не хотелось. В
комнатенкепососедству, именовавшейсяприемной, тихо хозяйничалМойков.