Я хотел тут же повернутьсяиуйти.Только этой истеричной особымне
сейчаснехватало!Но Марияужезаметиламеня.Она и плакала с широко
раскрытымиглазами,откоторых,судяпо всему,невзираяна слезы,не
ускользало ничто.
--Вам чем-нибудь помочь? -- спросил я.
Онапомоталаголовойи одарила меня взглядом кошки,которая вот-вот
зашипит.
--Хандра? -- спросил я.
--Да, -- ответила она. -- Хандра.
Тоже мне мироваяскорбь, подумал я. Это все былохорошо длядругого,
романтического столетия. Не для нашего, сего пытками, массовыми убийствами
и мировыми войнами. А тут, видно, несчастная любовь.
--Вы, должно быть, Мойкова искали? -- спросил я.
Она кивнула.
--А где он?
--Понятия не имею. Сам его ищу. Наверно, разносит клиентам свою водку.
--Ну конечно. Когда он нужен, его никогда нет.
--Тяжкое прегрешение,-- заметил я. -- К томуже и весьма частое, как
ни жаль. Вы хотели выпить с ним водки?
--Я поговорить с ним хотела! Он все понимает! При чем тут водка! А где,
кстати, водка?
--Может, за стойкой бутылка припрятана? -- предположил я.
Мария помотала головой.
--Шкафчик заперт. Я уже пробовала.
--Шкафчикон,конечно, зрязапер.Какрусскийчеловек,он должен
предчувствовать отчаянья час. Боюсь, правда, что тогда его сменщик, ирландец
Феликс О'Брайен, был бы уже пьян в стельку и перепутал бы все ключи.
Девушкавстала. Я отшатнулся.Наголовеунее бесформенныммешком
возвышался шелковыйчерный тюрбан, изкоторого дулами револьверовторчали
какие-то металлические гильзы.
--Что такое? -- спросила она растерянно. -- Я что, похожа на чудовище?
--Не совсем. Но как-то уж больно воинственно.
Она потянуласьктюрбануиодним движениемраспустилаего.Моему
взгляду открылись пышныеволосы, все сплошьувешанныетрубочкамибигуди,
которые своей конструкцией из металла и проволоки сильно напоминали немецкие
ручные гранаты.
--Выпроэто?--спросилаона.--Проприческу?Мнескоро
фотографироваться, вот я и завилась.
--Виду вас такой,будто вы изготовились палить извсехорудий,--
сказал я.
Она вдруг рассмеялась.
--Я бы с удовольствием, если б могла.
--Вообще-то у меня в комнате вроде еще оставалась бутылка, -- признался
я. -- Могу принести. Рюмок здесь хватает.
--Какая светлая мысль! Что же она сразу вам в голову не пришла?
В бутылкеоставаласьещедобрая половина. Мойков отпустил мнеее по
себестоимости. В одиночку я не пил, зная, что от этого скорбь на душе только
еще безутешнее.Ничего особенногоотдевицы с пистолетами вволосах я не
ждал, но от своей пустой комнатенки ожидал и того меньше.
Мойков отпустил мнеее по
себестоимости. В одиночку я не пил, зная, что от этого скорбь на душе только
еще безутешнее.Ничего особенногоотдевицы с пистолетами вволосах я не
ждал, но от своей пустой комнатенки ожидал и того меньше. Уходя,я снялсо
стола бронзу и сунул в шкаф.
Когда я вернулся, меня ждала совершенно другая Мария Фиола. Отслез не
осталосьиследа,личиконапудренноеиясное, аволосы избавилисьот
уродливыхметаллическихтрубок.Противожидания,онинерассыпались
бесчисленными мелкими локонами, а свободно падаливниз,образуя элегантную
волну только вокруг затылка. Ктому же они небыликрашенымии жесткими,
вродесоломы,какмнеспервапоказалось.Волосыунеебыли
светло-каштановые, с чуть красноватым отливом.
--А с какой стати выпьете водку? -- поинтересовалась она. -- У вас на
родине водку не пьют.
--Я знаю. В Германии пьют пивоишнапс, это такая разбавленная водка.
Ноя забыл свою родину и ни пива, ни шнапса не пью. Да и почасти водки не
такойуж большой любитель. Но вы-то с какой стати водкупьете? Вродебы в
Италии это тоже не самый популярный напиток?
--У меня мама русская. И потом, водка единственный алкогольный напиток,
который ничем не пахнет.
--Тоже веская причина, -- заметил я.
--Для женщины -- очень веская. А что предпочитаете вы?
"Очень содержательная беседа", -- пронеслось у меня в голове.
--Да что придется, -- ответил я. -- Во Франции пил вино, если было.
--Франция! -- вздохнула она. -- Что немцы с ней сделали!
--Я в этом не участвовал. Я в это время сидел во французском лагере для
интернированных лиц.
--Ну разумеется. Как представитель вражеской страны. Как враг.
--Как беженециз Германии. -- Я засмеялся. -- Вы, кажется, забыли, что
Италия и Германия союзники. Они и на Францию вместе напали.
--Это все Муссолини! Ненавижу его!
--Я тоже.
--Я и Гитлера ненавижу!
--Я тоже, -- поневоле повторил я. -- Выходит, что по части неприятия мы
с вами почти союзники.
Девушка глянула на меня с сомнением. Потом заметила:
--Наверное, можно и так посмотреть.
--Иногда это единственная возможность. Кстати,по вашейлогике Мойков
до недавних пор тоже был в когорте извергов. Немцы заняли его родную деревню
ивсехжителейсделалитевтонами.Носейчас этовсепозади.Русские
вернулись, и он теперь снова русский. Наш с вами враг, если по-вашему.
Мария Фиола рассмеялась.
--Интересно у вас получается. Кто же мы на самом деле?
--Люди, --сказаля. -- Только большинство,похоже,давным-давно об
этомзабыли.Люди,которымпредстоитумереть, нобольшинство,похоже,
давным-давнозабыли и обэтом.Меньше всегочеловек веритв собственную
смерть.