Неслишкоминтересуясь
политикой, она, конечно, понятия не имела,чтобилетынавсе заокеанские
рейсыуже много месяцев какраспроданы,поэтому даже не удивилась,когда
билетейтемне менеедостался. Случилосьтак, что, когдаона стояла у
кассы, произошло неслыханное: в кассу сдали билет, Кого-то накануне отплытия
хватил удар. ПосколькуименноДжесси былав очередипервой,она и стала
обладательницей билета, за который другиеотдали бы целое состояние. Что до
Джесси,то она даже не намереваласьоставаться в Америке, она хотелалишь
снятьсосчета вторуючастьсвоихденег,которуюдальновидныйсупруг
предусмотрительно оставил ей уже в головном, нью-йоркском отделении "Гаранта
Траст",и тут же плыть обратно. Она ужетретий день была в плавании, когда
разразиласьвойна. В итоге Джесси так и пришлось остаться вНью-Йорке. Обо
всем этом мне рассказал Хирш.
ГостинаяуДжессиоказаласьнебольшая,носовершеннов ее стиле.
Повсюду подушечки, множество стульев, шезлонг и уйма фотографийнастенах,
почтивсесвелеречивымипосвящениями хозяйке.Частьизнихв черной
траурной окантовке.
--СписокДжессиныхутрат,--сказалаизящнаядама,сидевшаяпод
фотографиями. -- Там вон Газенклевер. -- Она указала на один изфотоснимков
в траурной рамке.
Газенклевераяхорошопомнил.В тридцать девятомего,как ивсех
эмигрантов,когоудалосьсцапать,французыбросиливлагерьдля
интернированных.Когда немцы быливсего в двух километрах от этого лагеря,
Газенклеверночьюпокончилссобой.Оннехотелпопадатьсявруки
соотечественников,которые определили быего уже всвой концлагерьи там
замучили бы до смерти. Однако, против всех ожиданий, немцы в лагерь так и не
вошли. В последний момент частям было приказано совершить обходной маневр, и
гестаповцы второпях просто проскочили лагерь. Но Газенклевер был уже мертв.
Я заметил, что Хирш рядом со мной тоже смотрит на портрет Газенклевера.
--Я не знал, где он, -- сказал он. -- Я хотел его спасти. Но в то время
повсюдубылтакойкавардак, чтотруднеебылонайтичеловека,чем его
вызволить. Бюрократияв сочетании с французской безалаберностью -- страшная
вещь.Они даже нехотели никомузла, но те, кто угодил в этипуты,были
обречены.
Чуть в стороне от списка утрат я заметилфото Эгона Фюрста, без черной
рамки, но с косой траурной полосой в нижнем углу.
--А это как понимать? -- спросил я у изящной дамы. --Или траурная лента
означает, что его убили в Германии?
Дама покачала головой.
--Тогда он был бы в рамке. А так Джесси просто скорбит о нем. Поэтому у
него всеголишь полоска. И висит он поодаль. Все настоящие покойникивисят
вон где, рядом с Газенклевером. Их там уже много.
Похоже,в мире воспоминанийу Джесси был большой порядок.
--А это как понимать? -- спросил я у изящной дамы. --Или траурная лента
означает, что его убили в Германии?
Дама покачала головой.
--Тогда он был бы в рамке. А так Джесси просто скорбит о нем. Поэтому у
него всеголишь полоска. И висит он поодаль. Все настоящие покойникивисят
вон где, рядом с Газенклевером. Их там уже много.
Похоже,в мире воспоминанийу Джесси был большой порядок. Даже смерть
можноокружить мещанскимуютом,думал я,неотрывая взглядаот пестрых
подушечекнашезлонгепод фотографиями. Иныеизактеров были в костюмах
персонажей, с успехом сыгранных когда-то в Германии или в Вене. Должно быть,
Джессипривезлаэтифотографии с собой. Теперь, в нафталинном бархате,в
бутафорскихдоспехах,ктосмечом,ктоприкороне,онисчастливои
победительно улыбались из своих траурных рамок.
На другой стенегостиной висели фотографии тех друзей Джесси,которые
пока чтобыли живы. И здесьбольшинствосоставляли актеры и певцы. Джесси
обожалазнаменитостей.Срединихнашлось место и паре-тройке писателей и
врачей.Трудносказать,какойизэтихпаноптикумовпроизводилболее
загробноевпечатление --тех, что уже умерли, или тех, что ещеживыи не
ведают своей смерти, но уже как бычаютее:впотускневшемореоле былых
триумфов -- в облачении ли вагнеровского героя с бычьими рогами на голове, в
костюме ли Дон-Жуана или Вильгельма Телля, -- они грустно глядели состены,
став сгодами куда скромнейи безнадежно состарившись для ролей, в которых
запечатлены на фото.
--ПринцГомбургский! -- продребезжалскрюченныйчеловечек у меняза
спиной. -- Это когда-то был я! А теперь?
Я оглянулся. Потом снова посмотрел на фото. --Это вы?
--Этобыля,--сгоречьюуточнилстарообразныйчеловечек.--
Пятнадцать лет назад! Мюнхен!Театр"Каммершпиле"!В газетахписали, что
такогоПринцаГомбургского,какя,десять летне было.Мнепророчили
блестящее будущее. Будущее! Звучит-то как! Будущее! -- Он отвесил судорожный
поклон.--Позвольтепредставиться:ГрегорХаас,впрошлом--актер
"Каммершпиле".
Я пробормотал свое имя. Хаас все еще смотрел на свое Неузнаваемое фото.
--ПринцГомбургский! Разве тут можно меня узнать? Конечно, нет! У меня
тогда еще не было этихжутких морщин, зато были все волосы! Только за весом
надобыло следить.Япиталслабость ксладкому.Яблочныйштрудельсо
взбитыми сливками. А сегодня? -- Человечек распахнул пиджак, висевший на нем
мешком,--под ним обнаружился жалкий, впалый живот. --Я говорюДженни:
сожгиты все этифотографии!Такнет же, онадорожитими, какродными
детьми. Это у нее называется "Клуб Джесси"! Вы это знали?
Я кивнул. Так именовались подопечные Джесси уже во Франции.
--Вы тоже в нем состоите? -- спросил Хаас.