--Время от времени. Да и кто не состоит?
--Она мне тут работу устроила. Немецкимпереводчиком на фирме, которая
ведет обширную переписку со Швейцарией. -- Хаас озабоченно оглянулся.-- Не
знаю,надолголи.Этишвейцарские фирмывсечаще норовятсамиписать
по-английски. Если и дальше так пойдет, мои услуги вскоре не понадобятся. --
Он глянул на меня исподлобья. -- От одного страха избавишься, так другой уже
тут как тут. Вам это знакомо?
--Более или менее. Но к этому привыкаешь.
--Кто привыкает, акто и нет, -- неожиданно резко возразил Хаас. --И
однажды ночью лезет в петлю.
Он сопроводил свои слова каким-то неопределенным движением руки и снова
поклонился.
--До свидания, -- сказал он.
Толькотут я осознал, чтомыговорилипо-немецки. Почтивсе вокруг
говорили по-немецки.Я вспомнил, что Джесси еще во Франциипридавала этому
особое значение. Она считала, что, когда эмигранты говорят друг сдругом не
на родном языке,этонепростосмешно, а чуть ли не предательство.Она,
несомненно,принадлежалактойшколеэмигрантов,ввосприятии которых
нацистыбыличем-товродеплеменимарсиан,вероломнозахватившихих
беззащитную отчизну;в отличие от другой школы, котораяутверждала,что в
каждомнемцепрячетсянацист. Былатакже третья школа, котораяшлаеще
дальше и заявляла, что нацист прячется вообще в каждом человеке, про сто это
состояние по-разномуназывается. Эта школа, в свою очередь, делилась на два
течения -- философское и воинствующе практическое. Кпоследнему принадлежал
Роберт Хирш.
--Нучто,ГрегорХаасповедалтебе свою историю?--спросилон,
подходя.
--Да.Онвотчаянье из-затого,чтоДжессивывесилаусебя его
фотографию. Он бы предпочел все прошлое забыть.
Хирш рассмеялся.
--Даего комнатенка сплошь обклеена фотографиямивремен егонедолгой
славы.Онскорееумрет,чемпозабудетосвоихнесчастьях.Этоже
прирожденный актер. Только теперь он играет не Принца Гомбургского на сцене,
а горемыку Иова в реальной жизни.
--Ачто с Эгоном Фюрстом?-- спросил я. -- На самом-то деле почему он
уехал?
--Ему не давалсяанглийский. И кроме того, унегопросто в голове не
укладывалось, как это его никтоздесь незнает. С актерами такое бывает. В
Германиионже был знаменитость. И с первыхшагов,начиная с паспортного
контроля ис таможни,никак немог привыкнуть, чтоо нем никто слыхом не
слыхал, что свою прославленную фамилию ему приходится диктоватьчуть лине
по буквам. Его это просто убивало. Сам знаешь-- что для одного пустяк, для
другоготрагедия.Аужкогданакиностудииему,каккакому-нибудь
безвестному новичку,предложили пробные съемки, это был конец. После такого
позораон твердил только одно-- домой.
После такого
позораон твердил только одно-- домой.Вероятно, еще жив.ИначеДжесси
наверняка знала бы. А вот играет он там, в Германии, или нет -- неизвестно.
К нам подпорхнула Джесси.
--Кофе готов! -- радостно объявила она. --Ияблочныйштрудель тоже!
Прошу к столу, дети мои!
Я обнял ее за плечи и поцеловал.
--Ты опять спасла мне жизнь, Джесси! Ведь это ты сподвиглаТанненбаума
прийти мне на выручку.
--Ерунда! --Онавысвободиласьиз моихобъятий. -- Людинетак-то
быстро погибают. А уж ты и подавно!
--Ты уберегла меняот вынужденногокруизанаодномизсовременных
"летучих голландцев". Из порта в порт, но без права пришвартоваться.
--Оничто, правдаесть? -- спросилаона.Правда, --ответиля. --
Битком набитые эмигрантами, в основном евреями. И детьми тоже.
На кругленькое личико Джесси набежала тень.
--Ну почему они не оставят нас в покое? -- простонала она.-- Нас ведь
так мало осталось.
--Как раз поэтому, -- ответил Хирш. --Насне опасно гнатьна бойню.
Нам не опасно отказать в помощи. Мы самые терпеливые жертвы на свете.
Джесси повернулась к нему.
--Роберт, -- сказала она. --Уменя сегодня день рожденья. И я старая
женщина.Дайнам сегоднявечеромнасладиться самообманом. Я сама испекла
яблочный штрудель.И кофесама сделала.А вон и нашисестрички,Эрика и
Беатрис. Онипомогали мне готовить, а сейчас потчуют гостей. Так что сделай
одолжение -- пей, ешьдо отвала, нопрекрати каркать. Хоть бы раз обошелся
без политических проповедей!
Яувиделизящную женщину, что прежде сидела под фотографиями;теперь
онаприближаласькнам с кофейником.За нейследоваладругая, они были
похожи как две капли воды. Женщины и одеты были одинаково.
--Близняшки!-- гордо пояснила Джесси, будтоонасамабылаавтором
этогочудаприроды.--Настоящие!Ипрехорошенькие!Когда-нибудьони
прославятся в кино!
Близняшки,пританцовывая,обхаживалигостей.Этобыликрашеные
блондинки, длинноногие и темноглазые.
--Нукак их различить! -- произнесчей-то голос совсем рядом. --При
этом одна, говорят, жуткая потаскушка, а вторая оплот добродетели.
--Но имена-то у них разные, -- заметил я.
--Втом-тои штука!-- оживился обладательголоса.--Этистервы
меняютсяименами! Выдают себя друг за дружку. Это у них игратакая. Только
ежели кто влюблен, то для него это уже не игра, а дьявольская забава.
Я с интересом поднялглаза. Влюбиться вблизнецов -- это былочто-то
новенькое.
--Вы в одну влюблены или в обеих сразу? -- полюбопытствовал я.
--Менязовут Лео Бах, -- представился мужчина.-- Есличестно, тов
потаскушку, -- охотно объяснил он.