--Он уже давно здесь. Ты не
знал?
Я покачалголовой. В ГерманииРавич был известным врачом. Он бежал во
Францию,гдеемупришлось нелегальноработатьпомощникому кудаменее
одаренногофранцузского врача. Япознакомился с ним втупору,когда он
вдобавок подрабатывал медосмотрами в самом большом из парижских борделей. Он
былоченьхорошимхирургом.Обычноначиналоперациюврач-француз,он
оставался в операционной, покапациенту делалинаркоз, ауж потомвходил
Равич и проделывалвсе остальное.Онне находил в этомничего зазорного,
только радовался, что унего есть работа, что он может оперировать. Это был
хирург от бога.
--Где же ты сейчас-то работаешь, Равич? -- спросил я. -- И как? Ведьв
Нью-Йорке официально нет борделей.
--Работаю в госпитале.
--По-черному? Нелегально?
--По-серому. Так сказать, квалифицированный вариантсиделки. Мне нужно
еще раз сдавать экзамен на врача. на английском языке.
--Как во Франции?
--Лучше. ВоФранции было еще тяжелей. Здесьхотя бы аттестат зрелости
признают.
--Почему же не признают остальное?
Равич рассмеялся.
--Дорогой мой Людвиг, -- сказал он. -- Неужели ты до сих пор не усвоил,
что представители человеколюбивых профессий -- самые ревнивые люди на свете?
Теологи и врачи. Их организации защищаютпосредственность огнем имечом. Я
неудивлюсь,еслипосле войны, вздумайя вернутьсяна родину,мне ив
Германии придется еще раз сдавать медицинский экзамен.
--А ты хочешь вернуться? -- спросил Хирш.
Равич приподнял плечи.
--Об этом я подумаю в свойсрок. "Ланский катехизис", параграф шестой:
"Впереди еще целый год отчаяния. Для начала сумей пережить его".
--Сейчас-то скакой стати год отчаяния?-- удивился я.--Или ты не
веришь, что война проиграна?
Равич кивнул.
--Верю!Но как разпоэтому и не обольщаюсь.Покушениена Гитлера не
удалось,войнапроиграна,нонемцы,несмотряниначто,продолжают
сражаться. Их теснятповсюду, однако онибьются за каждую пядь,будто это
чаша Святого Грааля. Ближайший год окажется годом сокрушенных иллюзий. Никто
уже не сможет поверить, что нацисты, будто марсиане, свалились на Германию с
неба и надругалисьнад бедными немцами. Бедные немцы -- это и есть нацисты,
они защищают нацизм, не щадя жизни. Так что от разбитых эмигрантских иллюзий
останется толькогора фарфоровыхчерепков. Ктостоль истовосражается за
своих якобы поработителей -- тот своих поработителей любит.
--А покушение? -- не унимался я.
--Неудалось,--отрезалРавич.--Идаже отзвука послесебя не
оставило. Последний шанс безнадежно упущен. Да и разве этобыл шанс? Верные
Гитлеру генералы придавили его в два счета. Банкротство немецкого офицерства
после банкротства немецкой юстиции. А знаете, что будет самое омерзительное?
Что все будет забыто, как только война кончится.
А знаете, что будет самое омерзительное?
Что все будет забыто, как только война кончится. Мы помолчали.
--Равич, --невыдержалнаконецХирш, -- тычто,пришелдушу нам
бередить? Она и так вся дырявая.
Равич изменился в лице.
--Япришел выпить, Роберт.В последний раз у тебя еще вроде оставался
кальвадос.
--Кальвадос я сам допил. Ноесть немного коньяка иабсента. И бутылка
американской водки "Зубровка" от Мойкова.
--Налей-камне водки.Вообще-то япредпочел бы коньяк,новодка не
пахнет. А мне сегодня в первый раз оперировать.
--За другого хирурга?
--Нет,самому.Новприсутствиизаведующегоотделением.Будет
присматривать, все ли я такделаю. Операция, которая двенадцатьлет назад,
когда мир еще не сбрендил, была названа моим именем. -- Равич усмехнулся. --
"Живяв опасности, даже с ирониейобходись осторожно!" По-моему,это ведь
тоже из"Ланскогокатехизиса"?Мудрость,которую вы,похоже, забыли или
которой все-таки придерживаетесь?
--Потихоньку начинаем забывать, -- отозвался я. --Мы-то сдуру решили,
что здесь мы в безопасности и мудрость нам больше не понадобится.
--Нет вообще никакой безопасности, -- заметил Равич.-- А когда внее
веришь, ее бывает меньше всего. "Отличная водка, ребята!" "Налейте мне еще!"
"Мы живы!" Вот единственное, во что сейчас нужно верить. Что вы нахохлились,
какмокрые курицы?Вы живы!Сколько людейпринялисмерть, а такхотели
пожить еще чуток, еще хоть самую малость! Помните об этом и лучше не думайте
ни о чем другом, покане кончится годотчаянья. -- Он взглянул на часы. --
Мне пора идти. Когда совсем падетедухом, приходите ко мне в больницу. Один
обход ракового отделения в два счета лечит от любой хандры.
--Ладно, -- согласился Хирш. -- Забери с собой "Зубровку".
--С чего вдруг?
--Твойгонорар, -- пояснил Хирш.-- Мы обожаем срочнуютерапию, даже
когдаонанеслишком действует. Алечениедепрессии ещеболеетяжелой
депрессией -- идея весьма оригинальная.
Равич рассмеялся.
--Невротикамиромантикам это непомогает.--Он забрал бутылкуи
заботливоуложил ее в свойпочти пустойдокторский саквояж.-- Ещеодин
совет, причем даром, -- сказал онзатем. -- Не слишком-то носитесь с вашими
чертовскитруднымисудьбами.Единственное,что вамобоим нужно, --это
женщина, желательно неэмигрантка. Разделяя страданиес кем-то,страдаешь
вдвойне, а вам это сейчас совсем ни к чему.
День близился к вечеру. Я только чтоперекусил в драгсторе, взяв самое
дешевое, чтобыло,--две сосискиидве булочки. Потом долго ел глазами
рекламу мороженого,здесь онобылосорока двухсортов. Америка -- страна
мороженого;здесьдаже солдатынаулицебеззаботно лизалибрикетикив
шоколадных вафлях.