Вы это по мне могли видеть. Вы тут Рауля уже встречали?
--Нет.
--А графиню?
--Только мельком.
--Тогда у вас все впереди. Еще водки? Рюмочки такие маленькие.
--Они всегда малы.
Яничего немог ссобойподелать: при воспоминанииоЛахманемне
почему-то казалось, что водкаслегка попахивает ладаном.Опятьвспомнился
"Ланскийкатехизис":"Бойсясобственнойфантазии:онапреувеличивает,
преуменьшает и искажает".
Мария Фиола потрогала пакет, лежавший рядом с ней на столике.
Этомоипарики. Рыжий, белокурый, черный, седойи даже белый.Жизнь
манекенщицы-- сплошнаякутерьма.Яее нелюблю.Поэтому передкаждым
сеансомделаюздесь последнюю остановку, а уж потом ныряю с головой во все
этипереодевания. Владимир --этотакой оплот спокойствия. Унас сегодня
цветные съемки. А почему бы вам не пойти со мной? Или у вас другие планы?
--Да нет. Но ваш фотограф меня вышвырнет.
--Никки? Чтозавздор!Там и безнас будет кучанароду,не меньше
дюжины.Аесливам станет скучно,влюбоевремя сможете уйти.Этоне
светская вечеринка.
--Хорошо.
Я бызачто угодноухватился,лишьбыизбежатьодиночествамоей
гостиничнойкомнаты. Вэтой комнате умерэмигрантЗаль.В шкафу я нашел
несколько писем.Заль их так и не отправил. Одно было адресовано Рут Заль в
исправительно-трудовой лагерь Терезиенштадт под Веной. "Дорогая Рут,яуже
так давно ничего о тебе не слышал, -- надеюсь,тыздорова и утебя всев
порядке".Я-тознал,что концлагерь Терезиенштадт--сборныйпункт для
евреев, которых оттуда переправляли в крематории Освенцима Так что Рут Заль,
по всей вероятности,давным-давносожгли. Тем не менее письмо яотправил.
Оно было полно отчаяния, раскаяния, расспросов и бессильной любви.
--Будембрать такси? --спросил я наулице,неприязненно вспомнив о
своем порядком отощавшем бумажнике.
Мария Фиола мотнула головой.
--В гостинице "Мираж" такси берет только Рауль. Яэто отлично помню по
временам моей здешней жизни. Все остальные ходят пешком. И ятоже. Причем с
удовольствием. А вы разве нет?
--Я-то пешеход-марафонец.Особенно в Нью-Йорке. Два-тричаса прогулки
для меня сущий пустяк. -- Я умолчал о том, чтозавзятым любителеммоционов
стал только в Нью-Йорке, потому что здесь мне не надо опасаться полиции. Это
давало ликующее ощущение свободы, к которому я все еще не привык.
--Нам недалеко, -- сказала девушка.
Я хотел взять у нее пакет с париками, но она не позволила.
--Лучше я сама понесу. Эти штуки ужасно мнутся. Их надо держать в руках
крепко,но бережно инежно,иначеонивыскользнут и не смогутизбежать
падения. Какженщины,--добавилаонавдруг ирассмеялась.
-- Глупость
какая!Уменяпорочная тяга к банальностям. Очень освежает,когда вокруг
тебя целый день одни завзятые острословы.
--Так уж прямо одни?
Она кивнула.
--Этоу них профессиональное. Шуточки, парадоксы, ирония --наверное,
такпроще скрыть легкий налет гомосексуальности, который лежит на всем, что
связано с модой.
Мышествовалипротив движения,рассекаявстречныйпоток пешеходов.
Марияшлабыстро,энергичным ишироким шагом.Она не семенилаи голову
держалавысоко, как фигура наносугалиона,--из-за этогои самаона
казалась выше ростом.
--У нассегоднябольшойдень,--сообщилаона.--Цветные съемки.
Вечерние платья и меха.
--Меха? В такую жару?
--Этоневажно. Мывсегдаопережаемпогодуна один, ато ина два
сезона.Летомготовитсяколлекцияосеннейизимнейодежды.Сперва
фотографируютмодели.А потомнадо еще успеть всепошитьи развезтипо
оптовикам.На этоуходят месяцы.Такчто со временем годау насвсегда
какая-то свистопляска. Живешь как бы в двух временах сразу -- в том, которое
на улице, и в том, которое насъемках. Иногда, бывает, и путаешь. И вообще,
есть во всем этом что-то цыганское, ненастоящее, что ли.
Мы свернули вузкий переулок, освещенныйтолько с двухконцов белыми
неоновыми огнями киоскови закусочных по углам. Мневдруг пришло в голову,
что впервые в Америке я иду по улице с женщиной.
Вогромной,почтиголойкомнате,гдебылорасставленонекоторое
количество стульевинесколькосветлыхпередвижныхстенок,высвеченных
яркими лампами, а также имелся небольшой подиум,собраласьпримерно дюжина
людей. ФотографНикки дружески обнялМарию Фиолу, вокругносились обрывки
разговоров,менямежду деломпредставили всем собравшимся, тут жеподали
виски, и уже вскоре я очутился в кресле, несколько на отшибе от этой суеты и
всеми забытый.
Темспокойнеемог я наблюдать за необычным, новым дляменя зрелищем.
Большие картонные коробки уносили за занавеску,там распаковывали изатем,
уже пустые,ставили на место. За ними, поотдельности,шли манто ишубы,
вызвавшиеинтенсивные дебаты--что,каки вкакойпоследовательности
снимать.ПомимоМарии здесь были ещедве манекенщицы -- блондинка, туалет
которой почти исчерпывался изящными серебристыми туфельками, и очень смуглая
брюнетка.
--Сперва манто, -- решительно объявила энергичная пожилая дама.
Никки запротестовал. Это был худощавыйчеловек спесочными волосами и
тяжелой золотой цепью на запястье.
--Сперва вечерние платья! Иначе они под шубами помнутся!
--Девушкам совершенно не обязательно надевать их
подшубы!Наденутчто-нибудьдругое.Иливовсе ничего Меха увезут
первыми.