--Возможно?Что значит"возможно"?! Вечно вы увиливаете! Конечно,вы
его знаете! Он же за вас поручился!
Внезапновозле самыхоконнадбеспокойно мерцающим морем скриками
пронеслась стая чаек.Никакогобанкира Танненбаумая незнал.Явообще
никогоне зналвНью-Йорке,кроме РобертаХирша. Наверное, этоонвсе
устроил. Как устраивал во Франции, прикидываясь испанским вице-консулом.
--Очень можетбыть, чтои знаю,-- сказал я уклончиво. -- Когда ты в
бегах, встречаешь уйму людей, а фамилии легко забываются.
Левин смотрел на меня скептически.
--Даже такая рождественская, как Танненбаум(3)?
Я рассмеялся.
--Дажетакая,какТанненбаум. Апочему нет? КакразТанненбауми
забывается! Кому в наши дни охота вспоминать о немецком Рождестве?
Левин фыркнул своим бугристым носом.
--Не имеет значения,знаете выего или нет.Главное, чтобы он за вас
поручился. И он готов это сделать.
Левинраскрылчемоданчик.Оттудавывалилосьнесколькогазет.Он
протянул их мне.
--Утренние. Уже читали?
--Нет.
--Как? Еще не читали? Здесь что, нет газет?
--Есть. Но я их еще не читал.
--Странно.Мне-токазалось,что как раз вы должны каждыйдень прямо
кидаться на газеты. Разве остальные не кидаются?
--Может, и кидаются.
--А вы нет?
--А я нет. Да и не настолько я знаю английский. Левин покачал головой.
--Своеобразная вы личность.
--Очень может быть, --буркнул я. Я даже пытаться не стал растолковать
этому любителю прямых ответов,почему стараюсь неследить за сообщениями с
фронтов, покудасижуздесь взаперти. Для менякуда важнее сберечь скудные
остатки внутренних резервов, а не транжирить их на пустые эмоции. А расскажи
яЛевину,что вместо газетпо ночам читаюантологиюнемецкойпоэзии, с
которой не расставался на протяжении всех скитаний, он, чего доброго, вообще
откажется представлять мои интересы, сочтя меня душевнобольным.
--Большое спасибо, -- сказаля, забирая газеты. Левин продолжал рыться
в папке с бумагами.
--Вот двести долларов, которые мне передал для вас Хирш, -- объявил он.
-- Первая выплата моего гонорара.
Левинизвлекнасветчетыре зеленыхкупюры, разложил ихкарточным
веером, помахал и мгновенно припрятал снова.
Я проводил купюры взглядом.
--Господин Хиршпередалмне этиденьгитолькодлятого,чтобыя
выплатил вам аванс? -- поинтересовался я.
--Не точтобы такпрямо,новедь вы мне их отдадите, не так ли?--
Левинопятьулыбался,нотеперьуженетольковсеми зубамии каждой
морщинкой лица, а, казалось даже ушами.
-- Вы жене хотите, чтобы я работал
на вас бесплатно? -- кротко спросил он.
--Конечнонет.Однако невы лисами утверждали,что для допускав
Америку моих ста пятидесяти долларов слишком мало?
--Без спонсора --да!Но Танненбаум все меняет. Левин буквально сиял.
Онсиялдотогонестерпимо, чтоявсерьезначалопасатьсяи замои
оставшиесяполторысотни.Ирешил стоятьза них до последнего, покане
получувруки паспорт с въезднойвизой. Похоже,однако, Левин и самэто
почувствовал.
--Теперь со всеми документами яиду кинспекторам, -- деловито заявил
он. -- И есливсе пойдет, как надо, то черезнесколько дней к вам пожалует
мой партнер Уотсон. Он уладит все остальное.
--Уотсон? -- удивился я.
--Уотсон, -- подтвердил он.
--Апочемуневы?--спросилянастороженно.Кнемаломумоему
изумлению, Левин смутился.
--Уотсон изсемьипотомственных американцев. Самых первых, -- пояснил
он. --Его предки прибыли в страну на "Мейфлауэре". В Америке это все равно
что принадлежать к высшей знати. Безобидный предрассудок,но просто грех им
не воспользоваться. Особенно в вашем случае. Вы меня понимаете?
--Понимаю, --оторопело ответил я. Видимо, Уотсон не еврей. Значит,и
здесь это тоже имеет значение.
--Он придаст нашему делу надлежащий вес, -- сказал Левинсолидно. -- И
другимнашим запросам, на будущее. --Протягиваямнекостлявую руку,он
встал. -- Всего хорошего! Скоро вы будете в Нью-Йорке!
Я не ответил. Всев адвокате мне не нравилось. Суеверный, каквсякий,
ктоживетволейслучая,явиделдурноепредзнаменованиевбеспечной
уверенности,скакойэтотчеловексмотрит вбудущее.Онвыказалэту
уверенность в первый жедень, когдаспросилменя, гдея собираюсь жить в
Нью-Йорке. У нас, эмигрантов, этонепринято -- боимсясглазить.Слишком
часто на моем веку такие вот надежды оборачивались самым худым концом. А тут
еще и Танненбаум-- чтозначит эта странная, непонятная история? Я все еще
толком не верилвнее. Иденьгиот Роберта Хиршаэтот адвокатишка мигом
прикарманил! Наверняка они предназначалисьнедляэтого! Двести долларов!
Целоесостояние! Я свои полторы сотни целыхдва года копил. Аэтот Левин,
чегодоброго,вследующийприходзахочетиихзаграбастать!Немного
успокаивало меня толькоодно: этузубастую гиенувсе-таки послалкомне
Роберт Хирш.
Из всех,кого язнал, Хиршбылединственным истиннымМаккавеем(4).
Однажды, вскорепослеперемирия,онвдруг объявился воФранциивроли
испанскоговице-консула.Раздобыв откуда-то дипломатический паспорт на имя
Рауля Тенье, он выдавал себя за такового с поразительной наглостью. Никто не
знал,фальшивыйунегопаспортилиподлинный,аеслиподлинный,то
насколько.