Уже звенела бутылка в ожидании таинства,
которое должно было окончательно утвердить в вере мое неуверенное чувство, и
светлой радостью отдавался во мне этот ясный, дрожащийзвон. Но наступлению
тожественной минуты мешало маленькое препятствие: бутылка была закупорена, и
не былоштопора. Он хотел пойти заним,но,угадываяегонамерение,я
поспешно кинулся в столовую - я сгорал он нетерпеливого ожидания этой минуты
окончательного успокоения моего все еще неверившего счастью сердца.
Стремительно открыв дверьв темный коридор, я втемноте наткнулсяна
что-омягкое,быстроподавшеесяназад:этобылаженамоегоучителя;
очевидно, она подслушивала нас. Несмотря на сильный толчок, она не издала ни
звука; молчал и я, в испуге нерешаясь двинуться с места. Прошло мгновение:
молча,сконфуженные,мыстоялидругпереддругом;новотвтемноте
послышались тихиешаги, сверкнул свет, и я увидал бледные, вызывающие черты
прислонившейся спиной кшкапуженщины. Менявстретилсерьезный взгляд ее
глаз, и что-то мрачное,предостерегающее, зловещее былов этой неподвижной
фигуре. Но она не проронила ни слова.
Моирукидрожали,когда,последлительного,нервного, полуслепого
нащупывания, я,наконец, нашел штопор. Дважды я прошелмимо нее, икаждый
разявстречал ее неподвижныйвзгляд,блестевшийжесткои мрачно,как
полированное дерево.Ее упрямая поза не оставляласомненияв том, что она
твердорешиланепокидатьсвоегонаблюдательногопостаипродолжать
недостойный шпионаж. И эта непоколебимость смутила меня: я невольно согнулся
под этим упорным, предостерегающим, обращеннымна меня взглядом.Икогда,
наконец, неверными шагами я вернулся в комнату, гдемой учитель нетерпеливо
держал врукахбутылку, безграничная радость,только-что владевшаямною,
обратилась в леденящую тревогу. А он- как беззаботно он поджидал меня, как
приветливо встретил меня его взор! Какдолгоя мечталувидеть егоименно
таким, безоблачным! А теперь,когдавпервыеонумиротворенно сиял передо
мной, открывдля меня своесердце, - яне мог произнести ни слова:будто
сквозь невидимые поры испарилась вся соя затаенная радость. Какое-то ужасное
подозрение закрадывалось в душу и сковывало меня. Смущенно, почти со стыдом,
я слушал слова благодарности и братское "ты", сливавшееся со звоном бокалов.
Дружески положив мне рукуна плечо, он подвел меня к креслу. Мы сидели друг
противдруга; его рука покоилась в моей. Впервые он предстал передомной с
открытымсердцем. Нословазастревали у меня вгорле: невольно мойвзор
обращался к двери, за которой, может быть, стоитона - и подслушивает. "Она
подслушивает",- неотступно думал я, -"она ловит каждое слово, обращенное
ко мне, каждое слово, сказанное мною. Но почему, почему именно сегодня?". И,
когдаон, обволакиваяменя своим согревающимвзглядом,вдругсказал:-
Сегодняя расскажутебе о своейюности, - я умоляющим жестом отклонил его
предложение. Испуг мойбылтак очевиден, что он с удивлениемпосмотрел на
меня.
Испуг мойбылтак очевиден, что он с удивлениемпосмотрел на
меня. - Не сегодня, - бормотал я, - несегодня... простите. - Мысль, что он
мог выдать себя той, о чьем присутствии я должен был молчать, приводила меня
в ужас.
Мой учитель взглянулна меня неуверенно. - Что с тобой? -спросил он,
слегка огорченный. -Яустал..простите...я слишком взволнован...-я
поднялся,дрожавсем телом.-Ядумаю, лучшемнеуйти.- Невольноя
посмотрелмимонегонадверь,закоторойподозревалнасторожившееся
любопытство ревнивого соглядатая.
Он тожеподнялся.Тень проскользнула по еголицу. - Ты в самомделе
хочешь уйти?... Именно сегодня? Он держал мою руку, отяжелевшую от какого-то
невидимого груза. Вдругон резко выпустил ее, и онаупала,каккамень. -
Жаль,-сказал он разочарованно, - мнетакхотелось побеседовать с тобой
откровенно! Жаль!- Иглубокийвздох, какчернаябабочка,пронессяпо
комнате.Ябылполонстыда инепонятногостраха.Невернымишагамия
направился к двери и тихо закрыл ее за собой.
x x x
С трудом я добрался до своей комнаты и бросился на постель. Но я не мог
уснуть. Никогдадо сих пор я не ощущал в такой степени, что толькотонкий,
непроницаемыйслой отделяетменя от их мира. И обостренным чутьемя знал,
что ивнизутоже неспят; не глядя, явидел, не слушая - слышал,как он
беспокойно ходит взад и вперед по своей комнате, в то время как она боязливо
притаиласьгде-нибудьвстоловойили,подслушивая,бродитбезмолвным
призраком.Но ячувствовал,чтоглазаих не смыкались, и ихбессонница
охватилаименя,навеваяужас;каккошмар,давилменяэтоттяжелый
безмолвный дом со своими тенями и мраком.
Я сбросилодеяло. Мои руки горели.Куда я попал? Я подошел вплотную к
тайне,ее горячее дыханиеуже почти коснулосьмоего лица,- и сноваона
ускользнула; но еетень, ее молчаливая, непроницаемая тень с тихим шелестом
блуждала вокруг меня; ячувствовал ее жуткое присутствие в доме; крадучись,
каккошка, тихоступая намягких лапах, всегдаона подстерегала меня, то
приближаясь, то удаляясь, прикасаясь ко мне своей наэлектризованной шерстью,
живая и все же призрачная. И втемнотемне все чудилсяего обволакивающий
взгляд, мягкий, какегопротянутая рука, и другой взгляд -пронзительный,
угрожающий, испуганный взгляд его жены. Какое мне дело до их тайны? Почему я
очутилсяс завязанными глазами посреди ихбушующих страстей? Зачем толкали
они меня в свойнепонятный раздор и взвалили на мои плечи эту пылающую ношу
гнева и ненависти?
Голова моя всееще горела.Я вскочил и открылокно.Мирнопокоится
городпод летними облаками. Еще светятся огни в окнах, там сидят люди - кто
вдружеской беседе, ктоза книгой, кто наслаждаясьмузыкой.И,конечно,
спокойным сном спят там, где огонь уже погашен. Над крышами отдыхающих домов
стелилась, как свет луны в серебристомтумане, мягко опустившаяся тишинаи
кроткийпокой; и одиннадцать ударов башенныхчасовкоснулисьслухавсех
бодрствующих и дремлющих.