И,конечно,
спокойным сном спят там, где огонь уже погашен. Над крышами отдыхающих домов
стелилась, как свет луны в серебристомтумане, мягко опустившаяся тишинаи
кроткийпокой; и одиннадцать ударов башенныхчасовкоснулисьслухавсех
бодрствующих и дремлющих. Только я один тревожно метался, ища выхода из злой
осадычужих мыслей; лихорадочно стремиласьдушаразгадать этотволнующий
шорох.
Ночтоэто?Какбудтошагиполестнице?Яприслушиваюсь.И
действительно, кто-тоощупью бродит в темноте, осторожными, нерешительными,
нетвердыми шагамиподымается поступенькам. Мне был знакомэтотжалобный
стон протоптанной лестницы. Они направлялисько мне - эти шаги: кроме меня,
никто не жил в этоймансарде, не считая глухойстарухи, котораядавно уже
спалаиникогонепринимала.Неужелимойучитель?Нет,этонеего
торопливая,нервнаяпоходка:этишагинерешительны;боязливоони
останавливаются-вот опять! - на каждой ступеньке: такприближается вор,
преступник, ноне друг. Я прислушивалсятак напряженно, что у меняв ушах
зазвенело. Дрожь пробежала по всему телу.Но вот щелкнул взамке ключ. Вот
он ужеу дверей, этот страшный гость. Легкое дуновение ветра коснулось моих
голых ног, - значит, входная дверь открылась. Но ключ был только у него- у
моего учителя. Аесли этоон,топочемутак нерешительно, будточужой?
Неужелионбеспокоился,хотелпосмотреть,чтосомной?Ипочемуон
неподвижно остановился в передней?... Умолкли приближавшиеся воровские шаги.
Я остолбенел от ужаса. Мне хотелось крикнуть, но голос не повиновался мне. Я
хотел отпереть, но ступни будто прилиплик полу.Только тонкая перегородка
отделяла меня от страшного гостя. Но ни один из нас не делал ни шага.
Новотраздалсяудар башенныхчасов:только одинудар- четверть
двенадцатого. И этот удар привел меня в чувство. Я раскрыл дверь.
И действительно,передомнойстоял мойучитель сосвечойвруке.
Ветерок,возникшийотбыстрораспахнувшейсядвери,заставил вздрогнуть
голубое пламя, и за ним зашаталась, как пьяная, от стены к стене, вырвавшись
из своегооцепенения, огромная, вздрагивающая тень.Но и он,увидев меня,
сделал движение:он съежился, как человек, который проснулся отнеожиданно
коснувшейсяегоструихолодноговоздуха иневольно натягиваетнасебя
одеяло. Он подался назад: свеча, капая, колебалась в его руке.
Я дрожал, испуганный почти до потери сознания. - Что с вами? - с трудом
пролепеталя. Он посмотрел на меня, не говоря ни слова: емучто-томешало
говорить.Наконец,онпоставилсвечу на комод,итень,носившаясяпо
комнате,каклетучаямышь,успокоилась.Онпопытался заговорить:-Я
хотел... я хотел... - бормотал он.
Голосопятьоборвался.Он стоял, опустивглаза, какпойманный вор.
Невыносимо было это чувство страха и этот столбняк, охвативший нас - меня, в
однойрубашке, дрожавшего от холода,и его, ушедшеговсебя, смущенного,
пристыженного.
Невыносимо было это чувство страха и этот столбняк, охвативший нас - меня, в
однойрубашке, дрожавшего от холода,и его, ушедшеговсебя, смущенного,
пристыженного.
Вдруг онвыпрямился вовесьрост и подошел ко мне вплотную.Улыбка,
злая улыбка фавна, сверкавшая где-товглубине глаз(губы его были крепко
сжаты),оскаливаласьнаменя, какнезнакомая маска. И, подобнозмеиному
жалу, прорезал ееязвительный голос:- Я хотелсказатьвам...Оставимте
лучшеэто "ты"...Это... это...негодится между ученикоми учителем...
понимаете... надо соблюдать дистанцию... да-с... дистанцию.
И он смотрел на меня с такой ненавистью, с такой оскорбительной, бьющей
пощекамотчужденностью,что егорука невольносжималась в судороге.Я
отшатнулся. Обезумел ли он? Был ли он пьян? Он стоял, сжав кулаки, как будто
хотел броситься на меня или ударить меня по лицу.
Но этот ужасдлился только одинмиг:уже через секундуубийственный
взгляд погас.Онповернулся, пробормотал что-то вродеизвинения и схватил
свечу. Словно черный услужливый дьявол, поднялась придавленная кземле тень
и заколебалась перед ним, направляяськ двери. Ион вышел,преждечемя
успелсобратьсяс мыслямии вымолвитьслово. Дверьзахлопнулась с сухим
стуком, илестницазаскрипела, измученно итяжело,подего равномерными
шагами.
x x x
Никогда я не забуду этой ночи: холодныйгнев переходилв беспомощное,
жгучее отчаяние.Как ракеты,взрывались пронзительныемысли."За чтоон
терзает меня?" - тысячи раз мучительно вставал передо мной вопрос:"Зачто
онтак ненавидит меня - настолько,чтобы ночью прокрасться по лестнице и с
такой злобой бросить мне в лицо тяжелое оскорбление? Что я ему сделал? Что я
долженсделать? Как примирить его ссобой,не ведая,вчем моявина?".
Пылая,бросалсяявпостель,снова вскакивали опятьскрючивалсяпод
одеялом. Нони на минутуне покидал меня этот призрак - мой учитель, робко
подкрадывающийсяисмущенный моим присутствием, а за ним, загадочно чужая,
огромная, колеблющаяся на стене тень.
Проснувшисьутром после тяжелогозабытья,преждевсегоя стал себя
уговаривать,что я виделдурнойсон.Нонакомодеотчетливо виднелись
круглые желтые пятна от стеариновой свечи. И посреди залитой солнцем комнаты
ужасным воспоминанием стоял исподтишка подкравшийся, призрачный гость.
Все утрояпросиделдома. Мысльо встречесним повергала меняв
уныние.Я пробовал писать,читать -ничего не удавалось.Моинервы, как
взрывчатое вещество, каждую минутугрозили взорваться в судорожном рыдании,
в вое;мои пальцы дрожали, как листья на дереве - яне былв состоянии их
унять. Колени сгибались, как будто перерезаны их сухожилия. Чтоделать? Что
делать?
Я доводилсебядо изнеможения неотступным вопросом: что все это могло
означать? Но только не двигаться сместа, не спускаться, не предстать перед
ним,пока нервы неокрепнут, пока я не уверенв себе! Снова я бросился на
постель, голодный, не причесанный, неумытый,расстроенный,и снова мысли
пытались пробиться сквозьтонкую стенку: где он сидел теперь? что он делал?
бодрствовал ли он, как я? переживал ли такую же пытку?
Настало времяобеда,а я все еще бился всудорогах своегоотчаяния,
когдапослышались, наконец, шаги по лестнице.