- Идемте,- нетерпеливонастаивала она, - не срамите меня.-Но я только
лениво зевнул в ответ. Она, шутя и в то жевремя с досадой, сорвала с куста
ветку.-Вперед!-сказалаонаэнергичноиудариламеняветкой.Я
приподнялся:онаслишком сильно размахнулась, итонкаякраснаяполоска,
будто кровь, выступила на моей руке. -Теперь уж во всяком случае не пойду!
-ответиля,будтошутяивтожевремяслегкарассерженный.Но,
разгневанная не на шутку, она повелительно сказала: - Идемте! Сейчас же! - И
когда я, из упрямства,не двинулся с места, она ещераз ударила меня, и на
этот раз еще сильнее. Я почувствовал острую, жгучую боль. Я гневновскочил,
чтобы вырвать у нее ветку. Она сделала прыжок, но я схватил ее за руку. Наши
полуобнаженныетеланевольносоприкоснулись в борьбе за обладание веткой.
Крепкодержаееза руку,яповернулее всуставе, чтобы заставитьее
выпустить ветку. Она наклонилась назад - вдруг раздался легкий треск:у нее
наплече оборвалась застежка купального костюма; левая половинаего упала,
обнажив грудь. На мгновение я остановил на ней свой взор и смутился. Дрожа и
стыдясь,я отпустилее руку. Она,покраснев, отвернулась, чтобышпилькой
кое-как поправить беспорядок. Ястоял, каквкопанный, не находяслов. Она
тоже молчала. И с этой минутыустановилосьмежду нами какое-то томительное
беспокойство, заглушить которое нам не удалось.
- Алло... алло... Где же вы? - послышались голоса с маленького острова.
-Иду, -ответил я поспешно и бросился вводу,воспользовавшисьслучаем
выйтииз затруднительного положения.Сделав несколькодвижений, я испытал
захватывающеенаслаждение.Прозрачнаяпрохладанеощутимой стихиибыстро
рассеяла опасное возбуждение,иропот крови уступил место более сильному и
светломучувству.Ябыстродогналих,вызвалдоцентанацелыйряд
состязаний,в которыхянеизменнооставалсяпобедителем,и мыпоплыли
обратно ккосе, гдеженамоего учителя ожидала нас,уже одетая. Разобрав
привезенные ссобойкорзиныс провизией,мыустроилипикник.Весело и
оживленно текла беседа, но мы оба невольно избегали обмена репликами. И если
случайно встречались наши взоры, мы поспешно отводилиих друг от друга, под
влиянием одного и того же неприятногочувства:ещене сгладилось ощущение
неловкости от происшедшего инцидента, икаждыйизнас вспоминал онем со
стыдливым беспокойством.
Время летелонезаметно.подкрепившись,мыснова селивлодки,но
спортивныйпылпостепенно уступал место сладостному утомлению: вино, жара,
солнечные лучи просачивались в кровь и придавалитяжесть телу. Доцент и его
подругауже позволялисебемаленькие интимности, которыевызывали внас
чувство неловкости;чем ближе придвигалисьони другк другу, тем ревнивее
хранилимы известнуюотдаленность;оставаясьс глазу наглаз, когда, во
время прогулки в лесу,жених и невестаотставали отнас, чтобы обменяться
поцелуями.
Мыиспытывалисмущение,иразговор нашпрерывался.В конце
концов,всебылидовольны,когда сноваочутилисьв поезде- они-в
предвкушениивечера, сулившегоимновые радости, а мы - в надеждевыйти,
наконец, из этого неловкого положения.
Доценти его подругапроводилинас до нашего дома.Налестницумы
подымались одни. Едва мы вошли вдом, меня снова охватила мучительная мысль
о нем. "Если бы он уже вернулся!", подумал я с тоской, и, как будто прочитав
намоихустахэтотневидимыйвздох, онапроговорила:- Посмотрим,не
вернулся ли он?
Мывошли. Вквартире-тишина. В егокомнате запустение.Невольно
рисовало моебольноевоображениеегоподавленную,трагическуюфигуру в
пустомкресле.И снова нахлынулопрежнеечувство озлобления:почемуон
уехал, почемупокинул меня? Все яростнее подступал кгорлуревнивый гнев.
Сноваглухо бушевала во мненелепая жажда причинить ему боль, выказать ему
свою ненависть.
Его женанеотступноследилазамной. -Мы поужинаем вместе.Вы не
должны сегодня оставатьсяв одиночестве. - Откуда она знала,что ябоялся
своейпустой комнаты, содрогалсяотскрипалестницы,отгложущихдушу
воспоминаний? Все онаугадывала вомне, каждую невысказанную мысль, всякое
злое побуждение.
Какой-то непонятный страхобуял меня -страх перед самим собой, перед
туманящей мысль ненавистью к нему. Я хотел отказаться. Но струсил и остался.
x x x
Супружескаяизменавсегдавнушаламнеотвращение-нонеиз
нравственногопедантизма,неизлицемерногочувстваприличия, дажене
потому,чтопрелюбодеяниевсегдаявляется воровством, присвоением чужого
тела,-но,главным образом,потому, что всякаяженщина в такиеминуты
предает другого человека, каждая становится Далилой, вырывающей у обманутого
тайнуегосилы илиегослабости, чтобывыдать его врагу. Предательством
кажется мне не то, что женщина отдается сама, но то, что, в свое оправдание,
она с другого срывает покрывало стыда; неподозревающего измены,спящего она
отдает на посмешище язвительному любопытству торжествующего соперника.
Ипотомусамойнедостойной низостью в моей жизни кажетсямне не то,
что,ослепленный безграничнымотчаянием, яискал утешенияв объятиях его
жены - с роковой неизбежностью, без участия воли, мгновенно переплавилось ее
сострадание в иноевлечение; оба мы, саами того не сознавая, ринулись в эту
пылающую бездну - нет, низостью было то,что я позволил ей рассказывать мне
о нем самоеинтимное,выдать мне тайну их супружества. Зачем я не запретил
ейговорить мне отом, что годами он избегалфизической близости с нею, и
делать какие-то смутные намеки? Зачем непрервал ее властным словом,когда
она выдавала мне самую интимную его тайну? Но я так жаждал узнать о нем все,
мне такхотелосьуличить егов неправоте по отношениюко мне,к ней, ко
всем, что я с упоением выслушивал эти гневные признания- ведь это было так
похоженамоисобственныепереживания-переживанияотвергнутого! Так
случилось, что мы оба,изсмутного чувстваненависти,совершилидеяние,
облеченноевличину любви; в то время как сливались воедино нашитела, мы
думалииговорили онем,толькоо нем.