Скоро лес кончился. Они вышли на большойоткрытыйучасток - колхозное
поле,обрывавшеесяуреки.Татарский погляделвверх:над полемвисели
высокиенеподвижныеоблакаи догорал невыразимо грустный оранжевый закат,
какие бывают иногда осенью под Москвой. Пройдясь по дорожке вдоль края поля,
они сели на поваленное дерево. Говорить не хотелось.
Татарскому вдруг пришлав головувозможнаярекламнаяконцепциядля
мухоморов.Онаосновываласьнасмелойдогадке,чтовысшейформой
самореализациимухоморакак грибаявляется атомныйвзрыв -нечтовроде
светящегосянематериальноготела,которое обретают некоторыепродвинутые
мистики. Алюди-простовспомогательная формажизни,которуюмухомор
используетдлядостижениясвоейвысшейцели,подобнотомукаклюди
используютплесеньдляприготовлениясыра.Татарскийподнялглазана
оранжевые стрелы заката, и поток его мыслей прервался.
- Слушай, -черезнесколько минут нарушилтишину Гиреев, - яо Леше
Чикунове опять вспомнил. Жалко его, правда?
- Правда, - отозвался Татарский.
-Какэтостранно- он умер, а мы живем... Только я подозреваю, что
каждый раз, когда мы ложимся спать, мы точно так же умираем. И солнце уходит
навсегда,и заканчивается вся история. А потом небытие надоедает само себе,
и мы просыпаемся. И мир возникает снова.
- Как это небытие может надоесть само себе?
- Когда ты просыпаешься, ты каждый раззаново появляешься из ниоткуда.
И всеостальноеточнотак же. А смерть - этозамена знакомогоутреннего
пробуждения чем-то другим, о чем совершенно невозможно думать. У нас нет для
этого инструмента, потому что наш ум и мир - одно и то же.
Татарский попытался понять, что это значит, и заметил, что думать стало
сложно и дажеопасно, потому что его мысли обрели такую свободу и силу, что
он больше не мог их контролировать. Ответ сразу же появился перед ним в виде
трехмернойгеометрическойфигуры.Татарскийувиделсвойум - этобыла
ярко-белая сфера, похожая на солнце, ноабсолютноспокойная и неподвижная.
Из центрасферы к еегранице тянулись темные скрученные ниточки-волоконца.
Татарский понял, что это и есть его пять чувств. Волоконце чуть потолще было
зрением,потоньше - слухом,а остальные были почтиневидимы. Вокругэтих
неподвижныхволоконплясалаизвивающаясяспираль,похожаянанить
электрическойлампы,которая тосовпадаланамигсоднимизних, то
завивалась сама вокруг себя светящимся клубком вродетого, чтооставляет в
темноте огонек быстро вращаемой сигареты. Это была мысль, которой былзанят
его ум.
"Значит,никакой смерти нет, - с радостью подумал Татарский. - Почему?
Да потому, что ниточки исчезают, но шарик-то остается!"
То,чтоемуудалосьсформулироватьответнавопрос,терзавший
человечествопоследниенесколькотысячлет,в таких простыхивсякому
понятных терминах, наполнило его счастьем.
Ему захотелосьподелитьсясвоим
открытиемсГиреевым,и он,взявегозаплечо,попыталсяпроизнести
последнююфразу вслух.Но его рот произнес что-тодругое, бессмысленное -
всеслоги, из которых состояли слова, сохранились, но оказалисьхаотически
перемешанными.Татарскийподумал, чтоемунадовыпитьводы,исказал
испуганно глядящему на него Гирееву:
- Мне бы хопить вотелось поды!
Гиреевявно не понимал, что происходит. Но было ясно, что происходящее
ему не нравится.
- Мне бы похить дытелось вохо! - кротко повторилТатарский и попытался
улыбнуться.
Емуочень хотелось, чтобы Гиреевулыбнулся вответ. Но Гиреевповел
себя странно - встав с места, он попятилсяот Татарского, и тот понял,что
означает выражение "проступивший налице ужас".Этотсамый ужас явственно
отпечатался налице его друга.Сделав несколько неуверенныхшаговназад,
Гиреев повернулся и побежал. Это оскорбило Татарского до глубины души.
Между тем уже начинали сгущатьсясумерки. Непальскаяжилетка Гиреева,
мелькавшаяв синей мглемеждудеревьями, былапохожа на большую бабочку.
Возможность погони показалась Татарскому волнующей. Он припустился следом за
Гиреевым, высоко подпрыгивая,чтобы не споткнуться о какое-нибудь корневище
или кочку. Скоро выяснилось, что он бегаетгораздо быстрее Гиреева - просто
несопоставимобыстрее. Несколько раз обогнавегоивернувшись назад,он
заметил,что бегаетне вокругГиреева, а вокругобломкасухого ствола в
человеческийрост.Этонесколько привелоего в чувство,и он побрелпо
тропинке туда, где, как ему казалось, была станция.
Подороге он съелеще несколько мухоморов,которые показали ему себя
средидеревьев, и вскореочутился наширокойгрунтовке, содной стороны
которой шел забор из крашеной проволочной сетки.
Впереди появился прохожий. Татарский подошел к нему и вежливо спросил:
- Вы ска нежите стан пройти до акции? Ну, где торектрички хо?
Поглядевна Татарского, прохожийотшатнулсяи побежал прочь. Похоже,
сегоднявсереагировалинанегоодинаково.Татарскийвспомнилсвоего
чеченскогонанимателяивеселоподумал:"ВотбывстретитьГусейна!
Интересно, а он испугался бы?"
Когдавслед за этим наобочине дороги появился Гусейн,испугался сам
Татарский.Гусейн молча стоял в траве и никак нереагировал на приближение
Татарского.Но тотзатормозил сам, подошелк нему тихимдетским шагоми
виновато замер.
- Чего хотел? - спросил Гусейн.
ОтиспугаТатарский даже не заметил, нормальноон говорит или нет. А
сказал он нечто предельно неуместное:
-Ябуквально на секунду.Я хотелспросить тебякакпредставителя
target group: какие ассоциации вызывает у тебя слово "парламент"?
Гусейн не удивился.