Фаворит - Пикуль Валентин 23 стр.


.. Маменька кричала ему с крыльца:

-- Оставь скотину в покое! Эвон оглобля брошена,поиграй-ка

с оглоблей. Или телегу по двору покатай...

Емубылочетыре года, когда он пропал. Дворня облазала все

закоулки усадьбы, девок послали в лес "аукать", парни нырялив

реку, шарили руками по дну, а отчаянью Дарьи Васильевны не было

предела.Опятьбеременная,свысоко вздернутым животом, она

металась перед дедовскими черными иконами:

-- Царица Небесная, да на што он тебе? Верни сыночка...

А пока его искали, мальчиктерпеливокачалсянаверхушке

старойберезы,слюбопытствомвзиралсвысоканалюдскую

суматоху. С тойпорыиповелось:большуючастьднейГриц

проводилнадеревьях,искуснопряталсявгуще зелени. Там

устраивал для себя гнезда, куда таскал с огородов репу, которую

и хрупал, паря над землею на гибких и ломких сучьях.

Но говоритьещенеумел!Наконец,словнопокакому-то

капризу природы, Гриц однажды утром выпалил без заминки:

-- Сейчас на речку сбегаю да искупаюсь вволю, потом на кузню

пойду глядеть, как дядька Герасим лошадей подковывает...

Ему было пять лет. Отец срезал в саду розги:

--Заговорил,славатеГосподи! Ну, Дарья, оно и кстати:

пришло время Грицу познать науки полезные...

И появился пономарь счасословомицифирью,которомуот

помещикабыловнушено,чтозавнедрение наук в малолетнего

дворянина будет он взыскан мерою овса и пудом муки.

-- А ежели сына мово не обучишь мудростям, -- добавилмайор

Потемкин, -- быть тебе от меня драну...

-- На все воля Господня, -- отвечал пономарь, робея.

Взялондощечкуиопалилеенадогнем,чтобыдерево

почернело. Мелком на доске показал Грицу, как белым почерному

пишется.Началосьученье-мученье.Сколько ни бился пономарь,

складам обучая, мальчик никак не мог освоить,почемуизба--

это не изба, а "ижица", "земля", "буки" и "аз".

-- Изба-то -- вон же она! -- показывал за окошко.

--Так она в деревне ставлена, а на бумажке инако выглядит.

Опять же дом -- не дом, а "добро", "он", "мыслете"...Колине

осознал, так опять батюшку кликну с розгами, пущай взбодрит!

В чаянии овса с мукою долго старался пономарь, но обессилел,

за что и был изгнан. Отец сам разложил перед собой пучки розог,

раскрылветхостьСимеона Полоцкого. Водя пальцем по строчкам,

майор (с утра уже выпивший) бубнил сослепу:

Писах в начале по языке тому,

Иже свойственный бе моему дому.

Таже увидев многу пользу быти

Славенску ся чистому учити,

Взях грамматики, прилежах читати;

Бог же удобно даде ю ми знати...

-- Смысл реченного мною внял ли ты?

-- Не, -- отвечал Гриц, -- не внял я.

Майор сразу накинулся на него с прутьями:

-- У, племя сучье, так и помрешь без разума, Бога не познав,

о чем в сих виршах складно и открыто сказано...

Но вскоре и отец отступился, сообщив жене:

-- Родила ты бестолочь эку!

-- Неужто и впрямь совсем без разума наш сыночек?

-- Весь в тебя, -- отвечал муж, тяжко задумавшись.

..

Но вскоре и отец отступился, сообщив жене:

-- Родила ты бестолочь эку!

-- Неужто и впрямь совсем без разума наш сыночек?

-- Весь в тебя, -- отвечал муж, тяжко задумавшись. -- Надо в

Дятьково ехать. Сказывали мне братцы, что живет там вотставке

артиллерииштык-юнкерОболмасов,которыйза десять рублев с

харчами любого недоросля берется в науки вывести...

Сочетаниесловштык-юнкербылочересчурколючими

непонятным,отчего Гриц заранее стал готовиться к худшему. Так

оно и случилось. Однажды въехала в Чижово телега, поверх охапки

соломы сидел Оболмасов в драном мундире, заросший шерстью,аки

зверьбиблейский. А вместо ноги была у него деревяшка, жестоко

исструганная с боков на лучинудлянуждскромногосельского

быта...

Штык-юнкеру первым делом поднесли чарку.

-- Этот, што ли? -- спросил он, на Грица кивая.

-- Он, батюшка, он и есть, дурень наш, -- кланялась мать. --

Уж ты постарайся, покажи ему науки всякие, чтобы умнее стал...

-- Это я вмиг! -- обещал герой Полтавы, выпивая.

Передизначальнымуроком отстегнул он свою ногу и водрузил

на стол, указывая на нее перстом поучительно:

-- Вот этой ногой да по башке -- у-у, пыли-то будет!

Велел он писать на доске сложение четырех кпяти,азатем

коварно повелел из полученной суммы восемь вычислить.

-- Сколь получается? -- спрашивал злоумышленно.

-- Сам небось знаешь, -- опасливо отвечал Гриша.

Штык-юнкерпотянулсябыло к ноге, но ученик тут же выкинул

ее в окно, за ней исамвыпрыгнул.Моментальноочутилсяна

самойверхушкедерева. Оттуда, неуязвимый, как обезьяна, Гриц

внимательно пронаблюдал за отъездом штык-юнкера,награжденного

пятьюрублями("запосрамление чина"), и спустился на землю,

лишь соблазнившись посулами матери:

-- Так и быть! Дам я тебе пенки с варенья слизать...

Отец даже сечь не стал. Майорвпалвмрачнуюмеланхолию,

котораяисторическивполнеобъяснима.Деловтом,что по

законам Российской империи всех дворянскихнедорослейнадобно

являтьвгерольдиюна первый смотр в семилетнем возрасте. От

родителейстроготребовали,чтобыдетичитатьисчитать

умели...Долго обсуждали Потемкины эту монаршую каверзу, потом

решилицеликомположитьсянаволюбожиюистализаранее

готовить дары в смоленскую герольдию. Отец выговаривал сыну:

--Ничего-тос тебя, кроме навозу, дельного еще не было, а

сколько убытков я терпеть уже должен...

В канун отъезда служили молебны, лошадей откармливали овсом.

Гришу нарядиливсапожки,подпоясаликраснымкушачком.На

телегугромоздилидары--окорокаи гусей, бочата с медом,

бутыли с наливками. Крестясь и поминаяБога,тронулись!Отец

угрожал: дворянских смотров бывает три -- в 7, в 12 и в 16 лет.

--Сейчасеще можно откупиться, а вот на третьем смотре не

откупишься и пропадешь на краю света... Нно-о!--понукалон

лошадей.

Назад Дальше