Громкий стук приклада заставил ее обернуться.
Потемкин стоял на коленях, держа ружье наотлет.
Ни тени удивления -- лицо женщины осталось спокойным.
Почти бестелесная, она подплыла к нему по воздуху.
Складки платья тихо колебались в волнах угарного чада.
-- Встань, рейтар, -- услышал он. -- Чего ты хочешь?
Потемкин встал, выговорив исступленно:
-- Помнишь ли меня? Так возьми жизнь мою...
Екатерина сцепила на животе тонкие пальцы рук.
-- Мне твоя жизнь не надобна, и своей хватит!
Ещеодиншаг.Она оказалась совсем рядом. Потемкин ощутил
даже ее дыхание и запах мертвечины, пропитавший одежды.
С треском гасли по углам зала догорающие свечи.
ТолькосейчасЕкатеринаузналаего.Наверное,память
подсказалаейсцену пятилетней давности, когда в Ораниенбауме
представлялись московские студенты.
-- Ах, это ты... Помнится, желал монашеский санпринять.А
стоишь с ружьем. Но забыла я, как зовешься ты...
-- Потемкин я!
Екатерина пошла прочь, но чуть задержалась:
--Думал ты обо мне одно, а сказал совсем другое... Дикарь!
Я ведь по твоим глазам вижу, чего ты от меня хочешь...
Казалось, что Потемкин соприкоснулся с нечистой силой.
4. ПРОМЕЖУТОК
Рано утром Екатерина выводила собачкунаМойкуи,следуя
черездворцовыекухни,снова встретила Потемкина: ослабив на
себе тесную амуницию, капралнасыщалсяостаткамивельможного
ужина...Екатерина рукою удержала его от поспешного вставания.
Спросила:
-- А зачем священники омофоры в церквах надевают?
Ответ знатока был предельно ясен:
-- Омофор являетсобойпогибшееотгреховчеловечество,
которое Спаситель воздел на рамена свои, яко овцу пропащую.
--Благодарю.Ато я не знала... Почему, сударь, общества
чуждаетесь? Разве не бываете в доме банкира Кнутсена?
-- К свету не привык, да и стеснителен...
Екатерина повидала мужа, сказав, между прочим:
-- Ах, как малопросьбуменя!Нооднуисполните.При
надевании короны погребальной помогал мне капрал Конной гвардии
--Потемкин,человекуслужливыйибедный.Дайтеемучин
следующий...
Потемкин стал виц-вахмистром. Взбодренный случаем,появился
онвдомеКнутсена,гдепроживалиОрловы,на квартире их
сбиралисьвсегневно-протестующиепротивунегодного
царствования"петрушки".Стеныбылизавешанышпагами,
пистолетами исвязкамикожаныхбойцовскихперчаток--для
драки! Потемкин тихонько пощупал их -- нет ли внутри свинчатки?
Нотаковой не обнаружил: Орловы -- бойцы честные, без подвоха.
Приголубил и приласкал вахмистра изувеченныйАлеханОрлов--
человек вкрадчивый:
--Голубчиктынаш,Гришенька,почтовкавалерии
замыкаешься?Ужнепобрезгайводочкипохлебатьизкорыта
пехотногодазакусималосольнымогурчиком.
..Аколи,--
досказал он главное, -- сболтнешь о том, что слыхал средьнас,
такразорвемтебя на сто сорок восемь кусков, яко пес бешеный
разрывает кисыньку...
Здесь Потемкин узнал, что Петр готовится воеватьсДанией,
дабыотнять у нее провинции Шлезвига. Алехан Орлов высморкался
в оконную форточку -- прямо на прохожих -- и сказал так:
-- Гвардионосу, выпьем! Император самназначилсроксвоей
гибели: едва тронется в поход на Данию, тут мы его и прикончим.
Петрираньше поговаривал, что пойдет воевать с Данией, но
при этом русская армия -- победительницаФридриха!--должна
попастьвподчинениеФридриха.Шепотпоуглам изливался в
ропот, а гвардейскиеказармыревелиотярости:"Мывойска
прусские,какснопымолотили..." Что там говорить о гвардии?
Даже самый последний нищий, протягивая руку на паперти,громко
осуждал дела и поступки нового государя.
ВконцеянваряПетрпожелалвидетьПозье;на этот раз
император чувствовал себя перед ювелиром неловко:
-- Я вызвал из Пруссии своих дядей Голштинскихсженамии
семьями,они бедны, как трюмные крысы, и не могут показаться в
русском обществе, ибо в ушах их жен и дочерейсерьгиукрашены
кусочками каменного угля. Помогите им, Позье...
АчтоПозье?Тридцатьлетжизни,проведенные в России,
научили мастера многому, и он -- раньше самогоимператора!--
догадался,ктостанет управлять Российской империей... Ювелир
сказал:
--Государь,ясогласеносыпатьбриллиантамивсех
голштинцев, но предупреждаю: бриллианты мои будут фальшивыми!
--Ах,Позье,какхорошовыменя поняли! Я и сам хотел
просить вас об этом, чтобы мне излишне не расходоваться...
ПринцГеоргГолштинскийбылвозведенвфельдмаршалыс
жалованьем в 48 000 рублей, а его братец Петр Голштинский, тоже
получивчинфельдмаршала,сталпетербургскимгубернатором.
Император говорил свите, что на время похода в Данию егодядья
останутсявстолице,чтобыегоименемуправлять"глупой"
Россией:
-- Адам Олеарий был прав, напророчив, что Голштиниюожидают
великие времена, а Россия станет лишь придатком моей Голштинии!
ПринцГеоргсталишефомКонной лейб-гвардии. Секретарь
полка Федор Елгозин потребовал Потемкина в "Штабные палаты":
-- Эй, богомол! Какую руку наверху имеешь?
-- Да никакой -- волка ноги кормят.
-- Может, ближние при дворе шевелятся?
-- И родни нет в столице. Одинок как перст.
-- Вишь ты как! --подивилсяЕлгозин.--Аведенотебе
бывать в адъютантах при дяде императора-принце Голштинском...
Потемкини сам был удивлен такому скорому взлету. Но парень
уже распознал, на чьей стороне сила, и покорнозаэтойсилой
следовал.Апринц Георг оказался мужик противный: не позабыла
душа его гадючья, что, служа ФридрихуII,бывалнеразбит
воинствомрусским.