.." -- документ чрезвычайно
важный.
-- Благодарю вас за него, -- сказала Екатерина.
В шесть часовутраэшелонимператрицыдвинулсядалееи
маршировалдоСергиевойпустыни,гдеЕкатеринуподжидал
невозмутимый вице-канцлер Голицын с первым письмом от Петра.
-- А вы проезжали Петергоф? -- спросила женщина.
-- Да, гусары Орлова уже заняли его.
-- Здорово проучили голштинцев?
-- С презрением к ним: без оружия -- кулаками...
Екатерина прочла цидульку от мужа, обещавшего исправитьсяи
уважать ее, как мать и супругу. Она тяжело вздохнула.
-- Я жду ответа, -- напомнил вице-канцлер.
Екатерина протянула ему руку для поцелуя:
-- Это вам заменит присягу, а ответа не будет...
ВовремяпроездаКоннойгвардиичерезПетергоф генерал
Измайлов вручил Екатерине второе письмо от мужа.
-- Вы откуда прибыли? -- спросила она, спешиваясь.
-- Из Ораниенбаума... от его величества.
Екатерина с ловкостью гусара уперлась ногою впотноебрюхо
коня, подтянула подпругу, поправила бархатный вальтрап.
-- Величие его ложно! А что в этом письме?
-- Отречение -- сказал Измайлов.
Екатерина разломала хрупкие печати на конверте.
--Черт вас всех раздери! -- выговорила с недовольством. --
Второе письмо начертано карандашом. Чтоунеготам?Неужели
дажечернилразвестинекому?Отречение придется переписать.
Конечно, не так бездарно, как оно составлено. А так, как я сама
напишу!
8. СОБАЧКА СО СКРИПКОЙ
Петр IIIотрекалсяотпрестола,просяотпуститьегов
ГолштиниюсГудовичемиЛизкой Воронцовой; еще ему хотелось
сохранить при себе любимую"мопсинку"искрипку,онумолял
Екатеринуне разлучать его с арапом Нарцисом, умеющим быстро и
ловко откупоривать бутылки с английским пивом... "Каксхватить
этого придурка?" Измайлов проник в мысли женщины и помог ей.
-- Вы считаете меня честным человеком? -- спросил он.
Екатерина не стала вступать в нравственные дебаты:
-- Вы и отвезете в Ораниенбаум мой конспект его отречения. И
пусть этот несчастный -- чернилами, а не карандашом! -- заверит
весьмир, что отречение официально, безо всякого принуждения с
моей стороны... Только с вашей честностью это и делать.
Доверие внешнее, зато недовериевнутреннее:заИзмайловым
поехалиГригорийОрлов,вице-канцлерГолицыни Панин. Петр
писалподдиктовку:"Вкраткоевремяправительствамоего
самодержавногоРоссийскимгосударством,самымделом узнал я
тягость ибремя,силаммоимнесогласное..."Онвсевремя
беспокоился:
-- А мопсинку со скрипкой оставят мне?
-- Господи, -- отвечал Орлов, -- да на што нам они-то?
-- Карета подана! -- громогласно доложил Потемкин; своими же
руками он затолкал императора в возок. -- Па-а-алаши... вон!
Петрсноваупалвобморок,вывалившись из кареты, будто
ватная кукла. Тут с него содрали мундир, лишили шпаги иордена
святогоАндрея.
-- Па-а-алаши... вон!
Петрсноваупалвобморок,вывалившись из кареты, будто
ватная кукла. Тут с него содрали мундир, лишили шпаги иордена
святогоАндрея.Екатеринанепожелалавидетьмужа, но его
фавориткудосебявсе-такидопустила,спросивсовсей
строгостью:
-- Так это вы клубнику с грядок моих обобрали?
Восемьпудовдобротногобелогомяса, из которого природа
слепила Воронцову, тряслись от рыданий, будто зыбкое желе.
-- Виновата я, -- пропищала она тоненько, как комар.
-- Месть моя будетужасна,--сказалаЕкатерина.--На
помилованиененадейтесь:сейчасжеотсюда отправляйтесь в
Москву, и там я устрою вам пытку-выдам замуж за старика!
Потом разложила на столе чистенькую салфетку:
-- Живо складывайте сюда все свои драгоценности.
Лизка вцепилась в алмазный "букет" на груди.
-- Без возражений! Это я отдам вашей сестре Дашковой...
Екатерина велела передатьПетру:пустьсамизберетсебе
место для временного пребывания. Ему нравилась Ропша:
-- Там и рыбка хорошо клюет, особенно по утрам...
Увозилиего в карете с опущенными на окнах шторами. Главным
вохранесверженногоимператораназначилиАлеханаОрлова,
которыйнабралсебене помощников, а, скорее, собутыльников:
капитанаПассека,князяБарятинского,ВаськуБибикова,
Рославлевых, Баскаковых и прочих.
-- Возьми и Потемкина, -- сказала Екатерина.
-- На што он нам, ежели вино пьет без азарту?
-- Хоть один трезвый средь пьяных будет...
ИзПетергофаотъехалгромадный шлафваген, внутри которого
скорчился Петр, а верха гигантской повозки облепили, будто мухи
сладкий каравай, случайные искатели выпивок и закусок.
Екатерина опустилась на колени перед иконой:
-- Вот и все, Боженька! Вели всем по домам ехать...
Войска потянулись в обратный путь. Очевидец пишет: "День был
самый красный, жаркий. Кабаки, погреба итрактирыдлясолдат
растворены--пошелпирнавесьмир: солдаты и солдатки в
неистовом восторге и радости носили ушатами вино, водку,пиво,
мед,шампанскоеи всякие другие вина, сливали все вместе безо
всякого разбору в кадки и бочонки".
Генерал-полицмейстербаронКорфбылобеспокоенвсеобщим
разгулом в столице. Екатерина говорила ему:
--Какямогуотнятьвиноулюдей,которые ради меня
рисковали всем? Тут все были за меня, а я была с ними заодно...
Только прилегла, ее сразу же подняли с постели:
-- Беда! Все перепились так, что уже ничего не соображают...
Измайловская лейб-гвардия поднялась по тревоге барабанами.
-- Зачем? -- спросонья не поняла Екатерина.
-- Валят напролом до твоей милости.Кто-тоспьяналяпнул,
будто король прусский тридцать тыщ солдат у Невы высадил, чтобы
тебя схватить, а Петрушку вызволить... Ой, беда!
Екатерина снова натянула лосины и ботфорты:
-- Брильянта -- под седло.