Женщины - обезьяны.
Он говорит это с таким серьезным видом, что Кролик невольно смеется.
Тотеро тоже смеется и подвигается к нему.
- Однако мы их любим, верно, Гарри? Почему мы их любим? Ответьмнена
этот вопрос, Гарри, и ты разгадаешь загадку бытия. - Он ерзает на сиденье,
суетливодергаетногами,наклоняется,хлопаетКроликапоплечу,
откидывается назад, выглядываетвокно,сноваповорачиваетсяиснова
хлопает его по плечу. - Яужасныйчеловек,Гарри.Человек,вызывающий
отвращение. Гарри, сейчас я тебе что-то скажу. - Он и раньше,вбытность
свою тренером, вечно что-то всем говорил. - Мояженаутверждает,чтоя
человек, вызывающий отвращение. Но знаешь, с чего этовсеначалось?Это
началось с ее кожи. Однажды весной, в тысяча девятьсот сороктретьемили
сорок четвертом, во время войны, ее кожа вдруг ни с того ни ссегостала
отвратительной. Словно сшили в одну шкурку тысячи ящериц.Сшиликое-как.
Ты можешь себе это представить? Ощущение, что кожа ее состоит из отдельных
кусков, привело меня в ужас, Гарри! Ты меня слушаешь? Ты неслушаешь.Ты
думаешь о том, зачем ты ко мне пришел.
- Меня немного беспокоит то, что вы утром сказали про Дженис.
- Дженис! Не будем говорить о маленьких идиотках вроде Дженис Спрингер,
мой мальчик. Сегодня наш вечер. Сегодня не время для жалости. С деревьев к
нам падают настоящие женщины. -Онпоказываетруками,каксдеревьев
что-то падает. - Поймаешь - пожалуйста!
Хотя Кролику ясно, что старикан с приветом,еговсеравноразбирает
нетерпение. Они ставят машину в стороне от Уайзер-стрит и встречаютдевиц
у дверей китайского ресторана.
Девицы, стоящие под малиновым неоном,эфемерны,какцветки;красный
цвет, обрамляя их пушистые волосы, придаетимлегкийоттенокувядания.
Сердце Кролика, обгоняяего,сглухимстукомустремляетсявпередпо
мостовой. Когда они подходят, Тотеро представляет его Маргарет:
- Маргарет Коско, Гарри Энгстром, мой лучший спортсмен; я счастлив, что
мне довелось представить друг другу двоих столь выдающихся молодыхлюдей.
-Вповедениистарикачувствуетсястраннаяробость;онвот-вот
закашляется.
После егонеумеренныхвосхваленийКроликсизумлениемвидит,что
Маргарет всего лишь копия Дженис-такаяжеземлисто-бледнаякозявка,
такое же непроходимое упрямство. Еле шевеля губами, она лепечет:
- Рут Ленард, Марти Тотеро, и вы, как вас там.
- Гарри, - говорит Кролик. - Он же Кролик.
- Точно! - восклицает Тотеро. - РебятазвалитебяКроликом,аяи
забыл. - Он откашливается.
- Довольно-таки крупный кролик, - замечает Рут.
Рядом с Маргарет она кажется толстой, но не так, чтобыужочень.Она
скорее плотная. Но высокая. У нее блеклые голубыеглазавпрямоугольных
глазницах. Крутые бедра распирают платье. Грязновато-рыжие волосысобраны
узлом на затылке. На платной стоянкеунеезаспинойотступаютвдоль
поребрика счетчики с красными язычками,ауног,втиснутыхвлиловые
ремешки, буквой Х сходятся четыре квадратных плиты тротуара.
- Я большой только снаружи, - говорит он.
- Я тоже, - отзывается она.
- О Господи, как я голоден, - обращается Кролик ко всей компании, чтобы
хоть что-нибудь сказать. Его почему-то бросает в дрожь.
- Голод, голод, - твердит Тотеро, словно радуясь,чтоемуподсказали
тему для разговора. - Куда направятся мои малютки?
- Сюда? - спрашивает Гарри.
По взглядам, которые бросают на него обе девицы, он видит,чтобразды
правления должен взять на себя он. Тотеро, пятясь, словно рак,натыкается
на проходящую мимо пожилую пару. От толчка на лице его изображаетсятакое
изумление и он такмногословноизвиняется,чтоРутхохочет;смехее
разносится по улице, словно брошенная оземьгорсточкамонет.Этизвуки
снимают напряжение, и Кролик чувствует, какнаполняетсятеплымвоздухом
пространство между мышцамигруди.Тотеропервымпротискиваетсясквозь
стеклянные двери, Маргарет идет за ним, а Рут беретКроликаподрукуи
говорит:
- Я вас знаю. Я училась в средней школе в Западном Бруэре икончилав
пятьдесят первом.
- И я в пятьдесят первом.
Значит, они ровесники. Это радует, как прикосновение ее ладони,словно
оба они даже в школах на разных концах городавыучилиодноитожеи
приобрели одни и те же взгляды на жизнь. Взгляды выпуска пятьдесят первого
года.
- Вы нас обыграли, - говорит она.
- У вас была паршивая команда.
- Ничего подобного. Я дружила с тремя игроками.
- Сразу с тремя?
- Вроде бы да.
- То-то у них был такой усталый вид.
Она снова хохочет, монетки снова сыплются на землю, и хотяемустыдно
за свои слова, она кажется такой добродушной, а в те времена, может,даже
была хорошенькой. Теперь цвет лица у нее скверный. Однако волосы густые, и
по ним можно судить.
Молодой китаец в грязновато-сером полотняном кителе преграждает им путь
возлестекляннойстойки,закоторойдевушка-американкавкимоно
пересчитывает истрепанные ассигнации.
- Простите, сколько вас?
- Четверо, - отвечает Кролик, убедившись, что Тотеро молчит.
Неожиданно Рут величественным жестом сбрасывает короткое белое пальто и
подает его Кролику. От мягкой буклированной ткани поднимается волна духов.
- Четверо, пожалуйста, сюда.
Официант ведет их в красную кабинку.Заведениетольконедавностало
китайским,инастенахещевисятрозовыевидыПарижа.Рутслегка
пошатывается; Кролик, шагая сзади, замечает, что ее желтыеотнапряжения
пятки тоиделоразъезжаютсявразныесторонывпереплетелиловых
ремешков, пригвождающих ногикшпилькам-каблукам.Однакоширокийзад,
влитый в блестящее зеленое платье, сохраняетспокойствие.Плотнаяталия
подтянута так жеаккуратно,какпрямыелинииеелица.Вырезплатья
обнажаеттреугольникжирнойбелойспины.Подходяккабинке,он
наталкивается на нее и тычется носом ей в макушку.